Запрет на любовь
Шрифт:
— Петров, Дроздов! Вы мне мешаете! — получают замечание от учителя и делают вид, что убирают телефоны.
В поле моего зрения, благодаря Горькому, попадает фотография, выложенная в этот самый чат. Потому что он, свайпнув пальцем, раскрывает её на весь экран.
Ну ясно.
Кучерявый беспредельщик прислал одноклассникам селфи из участка. Прямо перед вывеской стоит. Ухмыляется.
— Придурок, — вырывается у меня непроизвольно.
— А ты не дура? — прилетает в ответ от Горького.
Правда на том и всё. Взбудораженных выпускников
Замечательно…
Алгебра проходит сносно. Математичка — сущая мегера, связываться с которой — себе дороже. Вон даже вернувшегося Ромасенко класс встречает тихо.
На английском всё тоже более-менее нормально. Только одна неприятная ситуация возникает. На этапе командной работы так получается, что я остаюсь не у дел. Обещавшие «принять как родную» наотрез отказываются включить меня в свои группы.
От Филатовой чуть позже узнаю про согласованный бойкот.
— Ты не расстраивайся. Это они из-за Абрамова чудят. Он у нас в классе, к сожалению, типа, лидер и…
— Да мне всё равно, — равнодушно закидываю в сумку тетрадку и ручки.
— Я взяла у Матильды Германовны твой номер. Добавлю в информационный чат. Туда я отправляю важную информацию. Это не тот чат, который без Шац, а тот, который…
— Добавляй, — перебиваю, избавляя её от необходимости что-то пояснять.
— Тат…
Встречаемся глазами.
— Если что, я не участвую в этом их бойкоте. Так что ты, будь уверена, всегда можешь рассчитывать на мою помощь.
Не участвует.
То, что Филатова некий изгой в классе, было понятно практически сразу. Сама я не привыкла делить людей на категории, как, впрочем, и причислять себя к какой-то из них, но вот тут, пожалуй, чётко для себя решила: в этой школе я однозначно буду сама по себе.
— Где у вас библиотека?
— На третьем этаже. Тебя проводить? — предлагает, загораясь энтузиазмом.
— Не надо, — забираю сумку и покидаю кабинет.
Из библиотеки тащу целый пакет книг, выданных добрейшей старушкой, любящей классическую музыку и оригами, упомянутое Мозгалиным.
Выдохнув, спускаюсь по ступенькам и благодарю Вселенную за то, что этот отвратительный день закончился.
— Стопэ, Джугашвили.
А. Слишком рано благодарю.
Внизу меня поджидает хмурый Ромасенко.
— Я Джугели. Руки убери! — роняя книжки, повторяю, когда он тянет меня под лестницу. — Ещё раз дотронешься и я…
— Это она, — сообщает девчонке, сидящей на подоконнике.
Выдёргиваю многострадальный локоть из его мёртвой хватки.
Смотрим с девушкой друг на друга.
Хм. Где-то я её уже видела.
В голове от переизбытка имён и лиц полный каламбур, но я почти сразу узнаю его кудрявую подругу. Это ведь та самая ведущая с праздничной линейки.
— Она проколола шину?
— Да.
—
И наваляла моему брату? — уточняет, выражая интонацией явное сомнение.Ромасенко утвердительно кивает.
— Пф-ф. Занятно. Я представляла себе чуть ли не терминатора, — спрыгнув с подоконника, с интересом меня разглядывает.
— Я тороплюсь.
— Задержишься, — цедит сын директрисы.
— У тебя ко мне какие-то вопросы? — обращаясь к девчонке, поправляю пиджак.
— Ну, как бы, да.
— Тогда излагай мысли быстрее.
Она усмехается.
Делая это в той же самой манере, что и брат.
— Мне надо знать, что именно ты сказала полиции в тот вечер по телефону, а также сегодня в кабинете и на улице.
Выгибаю бровь.
— С какой стати я должна перед тобой отчитываться?
— Слышь ты…
— Погоди-погоди, Макс, — ладонью останавливает разгневанного Ромасенко, танком прущего в моём направлении. — Я сама.
Ждёт, пока он перебыкует и отойдёт к окну.
— Давай проясним, — делает вдох и спокойно продолжает, повернувшись ко мне. — Из-за тебя моя мама в больнице. Марсель в участке. Ему грозит отчисление из школы, статья и ещё бог весть что.
— Что заслужил, то и получит, — бросаю холодно.
— Что заслужил? Да ты хоть знаешь, кого защищаешь? — неожиданно взрывается и переходит на крик.
— Кого защищаю? Пострадавшего! — отражаю, тоже повышая голос.
— Пострадавшего! — пренебрежительно фыркает. — Ты влезла в ситуацию, не разобравшись! Кто тебя просил! Что теперь будет! Что будет! А если… Если его в тюрьму посадят? Макси-и-им…
Нервы у неё сдают.
Плакать начинает.
Ромасенко лезет её успокаивать, а я за всем этим стою, наблюдаю.
— Это я виновата! Не надо было ему рассказывать, не надо было! — бьётся в истерике.
— Тс-с-с, тихо, Мелкая, — Максим гладит её по голове, а потом, зыркнув в мою сторону, зло шипит: — Тупая шкура, пакуй чемоданы.
— Что здесь происходит? — громко осведомляется женщина-одуван, с которой мы уже тоже сегодня встречались. Это социальный педагог, вроде как, если не ошибаюсь. — Милана? Всё в порядке?
— Ничего не в порядке! — психует та в ответ.
— Дорогая, успокойся.
— Не трогайте её! — рявкает Ромасенко.
Воспользовавшись тем, что внимание сосредоточено не на мне, ухожу, не забыв прихватить с собой пакет с учебниками.
В машину к Петру сажусь выжатая, как лимон, и всю дорогу до дома прокручиваю в голове эпизод, произошедший под лестницей.
«Ты влезла в ситуацию, не разобравшись!»
«Кто тебя просил?»
«Да ты хоть знаешь, кого защищаешь?!»
«Из-за тебя моя мама в больнице»
«Марсель в участке»
«Ему грозит отчисление из школы, статья и ещё бог весть что!»