Запрет на любовь

— Нормас.

— Да это топчик!

— Мне нужна моя партия, гении грёбаные, — хмурится Дэн, у которого с творческим воображением не лады.

— Набросаю чуть позже, давайте ещё раз прогоним, — включаю диктофон, чтобы записать ту версию, к которой пришли по итогу.

Ромасенко кивает, ставит бутылку с водой на пол и садится за барабанную установку.

— Раз, два, гоу.

Не знаю, как объяснить, но в такие моменты, как сейчас, всегда ощущаю какой-то охренительный подъём и запал. Раньше казалось, что по-настоящему кайфовать я способен только тогда, когда швыряю кого-то на татами. Но нет. Музло и мотоцикл кавасаки, подаренный дядей Беркутом, в тандеме привнесли в мою жизнь абсолютно новый спектр эмоций. Мне удалось переключиться. Без этого я бы точно загнулся и потерял себя, ведь всё равно до сих пор не могу смириться с тем, что больше не занимаюсь самбо. Фишка же в том, что бросил секцию не по собственному желанию. Это противоречит моей философии. Потому и не могу никак успокоиться. Как там психологи это по-умному называют? Незакрытый гештальт? Вроде того?

— Мама мия! Никак будущий хит? — восторгается старшая из ведьм, материализовавшаяся буквально из ниоткуда.

Милана время от времени тусит здесь с нами, ведь иногда я использую её голос для партии женского вокала. Как бы эта девчонка не бесила меня порой, но с возложенной на неё миссией она всегда справляется.

— Поднимайтесь наверх, мазэр зовёт всех ужинать.

— Батя дома?

— Да. В кабинете работает. Точнее пытается под этот ваш грохот. Прикиньте, какой-то шейх из ОАЭ хочет, чтобы он спроектировал ему хоромы.

— Офигеть.

— Вот это я понимаю востребованный архитектор, — хмыкает Ромасенко.

— Если всё срастётся, он опять уедет, — расстроенно ноет систер.

— Ненадолго же.

— Какая разница!

— Ладно, погнали наверх, — кладу свои листы поверх нотных набросков Горького. Вот уж реально непонятная для меня хрень.

Толпой поднимаемся на первый этаж. Шумно заваливаемся с пацанами на кухню, но там они, уже по обыкновению, затухают. Один суровый взгляд моего отца — и происходит мэджик. Парни затыкаются и становятся лучшей версией себя. Потому что в присутствии матери и Софии по-другому нельзя.

— Рассаживайтесь. Проголодались, мальчишки?

— Капец как.

— Слона сожрать готов. В смысле съесть, — исправляется Дэн.

— Ты сегодня не на тренировке?

— У меня выходной типа, — голодным взглядом изучает всё то, что есть на столе.

— Как папа?

— У него новая пассия. Модель из Краснодара. Не умеет ничего, только прикладывать его карточку к терминалу.

— Полезный навык, — смеётся мама, нарезая хлеб. — Мил, тарелки.

— Несу.

— Короче, Дэнчик подыхает от голодухи. Еду вынуждены на постой заказывать из рестиков, — продолжает за него Ромасенко.

— А твои как дела, Максим? Ты подстригся? — отвлекается от нарезки, рассматривая его.

— Угу, — недовольно пыхтит тот.

— Мне нравится.

— Давай своего тоже так обкарнаем, — предлагает батя.

— Не-е-ет, Ян. Ни за что. Это — фирменный знак Абрамовых, — ставит перед нами кастрюлю с котлетами и треплет меня по кучерявой башке.

— Он выглядел ужасно, когда его побрили из-за вшей, — ржёт коза Милана.

— Вообще-то, именно ты из сада их и принесла.

Пожимает плечами. Типа «И что с того?».

— Я помню, — смеётся Горький. — Нелли Равилиевна не узнала его, наорала и прогнала из кабинета, отправив к своим.

— Петросян обозвал Марселя бильярдным шаром, — добавляет Ромасенко.

— И получил за это по роже, — цежу сквозь зубы.

— Да, где-то в альбоме есть фотка этих двоих безволосых, — кивает мама на нас с ведьмой. — Максим, вчера Светлана Николаевна нам звонила. У вас всё в порядке?

— Нет, — коротко обозначает он ситуацию.

— Ушёл из дома — не будь законченным говнюком, напиши матери, где ночуешь, — наставляет отец. — Она ищет тебя по всему городу.

— Напишу.

— Эй ты! — грозная София показывает Дэну кулак. — Дай остальным взять. Куда нагребаешь столько котлетосов?

— Сорян, — друг примирительно выставляет руки.

— Сонечка, не надо так. Угощайтесь, ребята. Салат, нарезка, макарошки, овощи.

— Сядь, Дарин. Руки у всех есть. Дальше самообслуживание, — сообщает отец, обращаясь к нам.

Но какой там.

— Паш, а ты чего у меня без тарелки? — всполошившись, мать встаёт со стула и достаёт из шкафчика посуду.

— Не заслужил, — подкалывает его Ромасенко, толкая локтем в бок. — Да, Милан?

— Пропустила. Вас слишком много, — бубнит та в ответ.

— Да, тесновато, — соглашается с ней недовольная София.

— Девочки, перестаньте. Разве так можно? Будьте гостеприимными. Паш, как вы отдохнули с родителями в Анталии?

— Неплохо.

— Он татуху себе набил, тёть Даш, — сливает его Дэн. — Шац в шоке.

— Да ты что? Где? — она удивлённо округляет глаза.

— На спине.

— Покажешь?

— Ещё чего не хватало. Не надо портить нам аппетит, — вмешивается в их диалог глава семьи.

— Тебе кололи рисунок на коже иголкой? — спрашивает София.

— Да.

— Фу, — кривится она.

— Ешьте уже молча.

— Ян, ну куда мне столько? Я не хочу! — протестует мама, когда батя накладывает ей в тарелку гору котлет.

— Ешь. Таблетки выпила?

— Контроллёр, — закатывает глаза и забирает со столешницы блистер.

— Как вы себя чувствуете?

— Нормально.

— Выглядите отлично.

— Спасибо.

— Такая вся красивая. Цветущая.

— Слышь, ценитель женской красоты, притормози с комплиментами, — батя посылает в сторону Ромасенко взгляд «заткнись или отгребёшь».

— Мальчики, разбирайте овощи. Это вкусно и полезно.

— У нас будет второй Марсель, — объявляет присутствующим София.

— Милая, ещё неизвестно.

— Как назовёте? Ну, типа, у вас же есть своя собственная традиция, — на лице Макса дебильная лыба.

— Много будешь знать — состаришься.

— Ян Игоревич, ну интересно же.

— Жуй молча, Ромасенко.

— Угу.

— На самом деле, мы решили так: если родится мальчик, то Пётр, — рассказывает мама. — Насчёт имени для девочки — пока думаем. Это сложнее. Нева мне нравится, но сочетание с отчеством не очень.

— Локация — Питер, — догадывается Макс. — Понятно.

— Да, наш любимый город. Когда-то Ян Игоревич окончательно покорил моё сердце именно там.

— Что он сделал?

Любопытные, блин. Вечно распирает на вопросы.