Зарубежный детектив 1979
Шрифт:
— Кажется, теперь общество в полном сборе? Отчего же бывшие друзья расселись по разным углам? По-моему, ваши запирательства теперь бессмысленны. Да, ведь еще не хватает одного человека! — И следователь, оправив китель, нажал кнопку и вышел из-за стола.
На пороге появился всеми почитавшийся великий посланник Страны восходящего солнца. Арестованные, привстав с мест, разинули рты. У одних задрожали колени, у других выступил от страха холодный липкий пот. Третьи истово читали заклинания и молитвы. Балдан, вернее — капитан Пурэвжав, при всех знаках отличия прошел между арестованными и сел за стол рядом со следователем.
— Почтенный перерожденец, — Пурэвжав нахмурил брови, — не пора ли нам закончить эту игру? Затаивший зло да иссохнет!
Побледневший как
Луис Рохелио Ногерас
И ЕСЛИ Я УМРУ ЗАВТРА...
ОТ ПЕРЕВОДЧИКА
Двадцатилетний путь развития социалистического государства на острове Свободы отмечен величественными свершениями. Коренная ломка устаревших социально-экономических структур, глубочайшие преобразования в жизни народа, всеобщий творческий подъем, охвативший страну, не могли не коснуться и литературы. Призванная служить делу воспитания нового человека в духе революционной идеологии, сознательно отдавшая себя решению этой благородной задачи, она переживает сегодня сложный период достижений и поисков. Осмысливая новые жизненные явления, кубинские писатели трактуют и новые темы в своих произведениях, а главное — проявляют совершенно иной подход к жизненному материалу. Возникают новые таланты и, что, пожалуй, интереснее, новые жанры.
Один из них — детективная повесть.
До победы революции многочисленные любители этого популярного жанра на Кубе питались в основном низкопробным чтивом западноевропейских и североамериканских авторов, чья продукция обильно ввозилась в страну. Героями тех книг были «сверхдетективы»-одиночки или разведчики-супермены, единолично разрушающие все планы врага.
Кубинские литераторы, ныне работающие в жанре детектива, ставят перед собой совершенно иные задачи. Власть, установленную народом, охраняет сам народ. И сам народ борется за то, чтобы революционный процесс стал необратимым. Именно эта, идея и находит свое отражение в творчестве писателей острова Свободы.
История кубинской революции, первые годы строительства новой жизни полны и драматизма, и героики. Небольшой остров в Карибском море, всего в девяноста милях от огромной державы — оплота империализма, совершмвший социалистическую революцию, подвергался непрерывным диверсиям, в организации которых США принимали непосредственное участие. Бежавшие с Кубы после 1959 года владельцы шахт и заводов, плантаций сахарного тростника и огромных поместий не могли примириться с мыслью о потере своих богатств. Представители североамериканского капитала, вложившие сотни тысяч долларов в различные компании, процветавшие на Кубе, стремились сделать все возможное, чтобы вернуть себе баснословные прибыли, получаемые ценой крови и пота кубинского народа.
В 1961 году они получили достойный отпор на Плайя Хирон, но провокации продолжались. Выжженные плантации сахарного тростника, зверские расправы над партийными и профсоюзными активистами и школьниками, пришедшими в самые отдаленные уголки страны, чтобы обучать крестьян и рабочих грамоте, бомбежки,
обстрелы прибрежных поселков, подготовленные покушения на Фиделя Кастро и других руководителей коммунистической партии и правительства...Ради того, чтобы предотвратить подобные преступные планы, и работает кубинский контрразведчик, лейтенант Рикардо Вилъя Солана, направленный с трудной и опасной миссией в Майами. Он — герой романа Луиса Рохелио Ногераса «И если я умру завтра...».
«Классовая борьба в ее самом обнаженном проявлении: столкновение в асфальтовых джунглях Нью-Йорка, Лос-Анджелеса и Майами представителя кубинских органов государственной безопасности с контрреволюционными террористскими бандами...» — так определяется основная тема романа в решении жюри, присудившего в 1977 году этой книге первую премию.
Рикардо Вилъя Солана, в прошлом подпольщик, солдат Сьерра-Маэстры, — не сверхчеловек, не какая-то выдающаяся личность, это простой, скромный работник, каких кубинская революция создала тысячами. Но именно потому, что их много, они непобедимы. Своей книгой Луис Рохелио Ногерас, как говорится в решении жюри, «воздает дань светлой памяти тем безвестным героям, которые боролись на иной земле, под иными небесами». Торжественным реквиемом звучат строки из письма-завещания Рикардо Вилъи Солоны: «И если я умру завтра, пусть знают мои товарищи, что я всегда оставался верен тому идеалу, что освещал всю мою жизнь...»
Написанный в живой, динамичной манере роман Луиса Рохелио Ногераса служит прекрасным образцом революционно-романтической литературы, которая возникла на Кубе вместе с победой социалистической революции.
Нина БУЛГАКОВА
ПРОЛОГ
— Поспеши, — бросает Артемиса.
Как трудно отбивать куски окаменевшей соли простым охотничьим ножом! Под ногти будто воткнули горящие спички, и, хотя ночь стоит холодная, капли пота катятся, по лицу. Мешок Артемисы уже почти полон, а мне еще остается больше половины.
К счастью, луна пока не взошла. Море едва поблескивает в темноте. Правда, я его слышу, слышу тяжелые медленные вздохи: удар волны и хажущееся бесконечным молчание, в котором раздается лишь мое хриплое дыхание, накатывает другая волна, й снова все тихо — это она скользит вниз цо пляжу, готовясь в новому нападению на берег.
— Тебе еще много?
— Около половины, — отвечаю я.
Во тьме едва различим силуэт Артемисы, но я чувствую запах пота, которым он покрывался на стольких дорогах, запах резиновых подошв, горький мокрый запах кожи сапог и ремня, на котором висит его полуавтомат. Я-то ничем не пахну. Вот разве что городом, новичком или, может быть, слегка отдаю под-полыциком, который лишь недавно присоединился к отряду. Впрочем, ладно, придет время, и от меня будет пахнуть так же, как и от Артемисы. Если только останусь жив.
— Давай помогу.
Мы перешептываемся в паузах между накатами волн.
Его штык принимается вырубать один за другим прозрачные куски, и я чувствую, как они. падают мне в мешок. Я трясу головой, чтобы капли пота, падающие со лба, не слепили глаза.
Да, совсем нелегко откалывать эти горькие алмазы; природная градирня не так-то просто отдает то, что солнце взяло у моря; кирками бы следовало вырубать эти куски. Но у нас нет кирок, у нас есть только мой охотничий нож и его штык.
— Еще немного, и пойдем, — говорит он.
Я облегченно вздыхаю. Вот уже полчаса, как мы на самом виду, на этом пляже, метров за триста, а то и дальше от холма. Если патруль застанет нас здесь — какой легкой мишенью мы станем! Темнота могла бы еще помочь нам, но ведь им ничего не стоит? выстрелить просто в какой-то смутный ком и прошить нас.
— Завязывай мешок.
Где-то там в патронташе у меня есть обрывок веревки. Ощупью нахожу его рядом с шомпольным ершиком от винтовки, в моем джутовом мешке большие дырки у горловины. Ощупью продергиваю веревку, с силой стягиваю концы, чтобы куски добычи не выпали, когда я буду вскидывать мешок на спину.