Зарубежный детектив 1979

– Прекрати распускать нюни. Мужчина не должен падать духом, это дурное предзнаменование. Говори, что произошло?

– Зачем пожаловал?

— С прошлого года удача мне изменила, теперь все в этом мире против меня. Если б я мог, то хоть сейчас бы ушел в стра­ну спокойствия!

Размазывая грязными руками слезы по морщинистому лицу, пьяный тайджи, словно обиженный ребенок, жаловался на свою судьбу. И вдруг, встав перед хамбой на колени и уцепившись за полы его дэли, завопил истошным голосом, переходя на виз­гливые ноты:

– Наставник! Учитель наш милосердный! Помолись за ме­ня бурхану, скажи ангелам-хранителям, чтобы они меня не по­кидали. Очисти мои грехи! Воскури фимиам! Жизни не пожа­лею...

– Закрой рот! — грубо оборвал его хамба, испугавшись, как бы кто не услышал вопли Дамирана. — Что орешь как полоум­ный? Время неспокойное, не приведи бурхан, услышит кто-ни­будь. Расскажи по порядку, зачем пришел? Что тебе нужно?

Грубость, которой Дамиран никогда прежде не слышал из уст светлейшего хамбы, отрезвила его.

– Два года назад, когда я составлял по вашей просьбе по­слание японцам, вы, кажется, совсем не так обращались со мной. Изо всех сил я усердствовал на поприще возрождения старых обычаев и порядков и надеялся внести свой посильный вклад в дело спасения пашей религии. Конечно, у меня были промашки, не спорю. Но я всегда был до последнего седого волоса предан вам, наставник. А теперь вы приблизили к себе этого Балдана и печетесь только об его удаче, день и ночь читая молитвы и прося всесильных ангелов-хранителей покровительствовать ему. Разве это не правда? Отвечайте, наставник! — В сердце старого Дамирана, отвергнутого хамбой, заговорили ревность и зависть к успехам Балдана, к его влиянию, которое он с некоторых пор начал оказывать на хамбу.

– Успокойся, тайджи! Если уж к тебе в душу закрались мысли о собственной никчемности, то удачи тебе не видать со­всем. Я благословлю тебя, воскурю фимиам и очищу от всех гре­хов. Ты сильный человек и должен подавить в себе эту слабость.

– Освяти меня! Освяти скорее! Я еще докажу, на что спо­собен!

Настоятель усадил Дамирана на тюфяк, подал ему чай и кое-какую еду, сам подсел к жертвеннику и начал вполголоса бор­мотать тарни, зажмурив глаза и раскачиваясь в такт заклинани­ям, из которых тайджи не понимал ни слова.

«О! Милосердный хамба! Он борется со злыми силами, при­зывая ко мне спасителей небесных. Он возвратит мне удачу». Старый Дамиран продолжал сидеть в неудобной позе, боясь по­шевелиться и поглубже вздохнуть, дабы не помешать настоятелю вести разговор с божествами.

– Да освятится чело твое! Сейчас я погадаю и узнаю, в чем причина твоего невезения,

– Наставник наш всемогущий, силою твоих молитв возли­ковала душа моя. Добродетели твоей нету границы, милосерд­ный! За твое добро отплачу сторицей. Открою душу свою перед наставником, ничего не утаю. Каюсь, грешный, позавидовал Балдапу, убить его держал в своих мыслях.

— Это не угодно бурхану, ибо Балдан — его посланец, пеку­щийся о нашем спасении. Его любить и беречь надобно. Вот за это ты и был наказан бурханом, отвернувшим от тебя удачу!

Хамба-лама положил на ладонь маленькие сандаловые куби­ки со значением, накрыл их другой ладонью и встряхнул не­сколько раз, бормоча под нос заклинание, потом открыл потре­панную рукописную книгу в матерчатом переплете, перелистал несколько страниц, поглядывая на кубики, и ладонью провел по лицу.

— Смотри, тайджи, судьба к тебе не благосклонна, и удачли­вости тебе в скором времени не видать. А все из-за того, что ты обидел людей, забрав у них скот, и для тебя это обернулось несчастьем. Чтобы вернуть благосклонность судьбы, ты должен Поскорее отделаться от этого скота, к тому же есть в твоей юрте одна золотая поделка, приобретенная в несчастливую минуту. Если ты не избавишься от нее, на тебя может напасть порча, и выйдет большая помеха твоему здоровью. А кроме всего проче­го, в твоем сердце появилась зависть и другие черные мысли. Вот, зидншь?

Услышав такое предсказание, Дамиран вздрогнул.

— Ясновидящий наставник, действительно за многолетние долги я забрал у одних черного иноходца и, обыграв одну мо­лодую чету в кости, отнял у них золотые серьги... Наставник! Я принесу их вам и приведу иноходца, а в придачу двух мери­нов из своего табуна, только, заклинаю вас, помолитесь еще, воз­вратите мне счастливую судьбу! Я же нужен вам, уберегите меня от несчастий, — слезно умолял кургузый тайджи.

Содов, перебирая четки и беззвучно шевеля губами, будто читая молитвы, обдумывал, как бы половчее прибрать к рукам прекрасного иноходца и тяжелые серьги из чистого золота, о ко­торых как-то проговорился пьяный тайджи. Непристойно сразу соглашаться принять в заклад дорогие вещи, и он продолжал набивать себе цену.

— Пей чай, дорогой Дамиран, откушай хвороста. Мы не бро­сим тебя на произвол судьбы, почтенный тайджи. Я излечу от порчи твое сердце, освящу твое чело и избавлю от сглазу. Ты видишь, по воле бурхана я очищаю твои грехи, благослов­ляю тебя, достойный тайджи. А твой дар будет угоден бурхану, нашему хранителю и спасителю, который ниспошлет тебе за это счастливую судьбу до третьего колена твоего рода.

– Премного благодарен, наставник. Как бы мне поскорее из­бавиться от вещей, из-за которых от меня отвернулась судьба?

– Не надо спешить, дорогой Дамиран. Я дам тебе хадаГ, привяжи его на гриву или к хвосту иноходца, и он больше не на­влечет на тебя беду. А серьги принеси побыстрей. Приходи пос­лезавтра, я приготовлю благовонные травы, освящу их на жерт­веннике перед бурханом и воскурю над твоей головой.

Огромная гора свалилась с плеч Дамирана. Теперь он без­грешен, удача будет сопутствовать ему до третьего колена ро­да! Чего еще надо? Оц сел на коня и, чувствуя себя молодым, пустил лошадь полным галопом.

Тем временем Довчин, закрыв на засов дверь, извлек из ко­ваного сундука золото и серебро, разложил драгоценности на тюфяках, прикидывая вес. «Золото всесильно. Если захочу, по­еду в Харбин, и медная печать, пожалованная Дамдин-Очиру, будет с таким же успехом пожалована мне. Однако чем с пе­чатью сидеть в Баргутской кумирне, лучше с золотом жить здесь, в монастыре Святого Лузана. Лишь бы власть переменилась... Надо будет, и иноходца променяю на золото...»

Когда счастливый Дамиран, скинувший с плеч бремя гре­хов, возвратился домой, жена набросилась на него с упреками. От злости она готора была его съесть.

— На старости лет совсем забыл дом! Шляешься каждый день с утра до вечера... Где это тебя сегодня весь день черти косили? Даже воды не принесешь! Хуже бродяги бесприютно­го... — не унималась жена.

– Придержи язык, старая грешница! Я тебе сейчас покажу, как я шляюсь! — тайджи вытащил из-за голенища кнут и, за­махнувшись на жену, заорал: — Я в монастыре был, благосло­вение из святых рук получал, меня фимиамом окуривали... Не­годница! Шляюсь?! — задыхался от гнева Дамиран.

– А ну, положи кнут! Тебе кто дал право меня бить? Не очень-то я тебя боюсь...