Застава на Аргуни
Шрифт:
— Товарищ лейтенант, разрешите мне на заставу. Я обморозился!
— Да ну? Не может быть! — Торопов сделал удивленное лицо. — А ну, покажи, где?
Митька откинул полы полушубка: он был без брюк и гимнастерки.
— Домой! — крикнул Торопов. — Что ж ты молчал?
Застучав пятками по лошадиным бокам, Морковкин помчался на заставу.
Несколько дней бойцы не давали Митьке проходу.
…Прошло еще несколько дней. Стихли трескучие январские морозы, угомонились надоевшие всем метели. Опять ярко, не по-зимнему весело заиграло солнце. Утихомирился,
Бойцы, шедшие на завтрак, увидели взметнувшиеся в небо две красные ракеты.
Судя по напряженному лицу начальника, через две минуты уже сидевшего верхом на коне, дело было серьезное.
Тревожная группа во главе с Тороповым не успела еще выехать за ворота, как с правого фланга докатился глуховатый, с перекатами гул: рвались гранаты. Через несколько минут пограничники уловили чуть различимый треск автоматных очередей и хлопки винтовочных выстрелов. Сомнений быть не могло: товарищи вели бой с врагом!
Нещадно погоняя лошадей, пограничники — где галопом, где карьером — мчались на помощь. Торопов, скакавший впереди, часто оглядывался: взволнованные, сосредоточенные лица всадников говорили о том, что бойцы готовы к встрече с противником.
Но тревога и на этот раз оказалась учебной. Сбор длился семь минут, скакали до стыка тридцать пять минут.
— Вот это уже лучше! — заявил лейтенант, улыбаясь, когда группа встретилась с нарядом, которому было поручено произвести взрывы на фланге. Тут же находился и наряд с заставы Лебединый Луг, прискакавший на помощь соседям.
«Ничего, ничего! Мы еще Плетневу нос утрем! — мысленно угрожал Торопов начальнику заставы Лебединый Луг — своему постоянному сопернику. — Интересно, как идут дела у него? Может быть, съездить в гости, посмотреть? Он же хитрюга, этот Плетнев! Молчит, молчит, а потом на инспекторской разом всех и удивит!»
…Едва успел лейтенант войти в канцелярию и поздороваться с Панькиным, чистившим пистолет, как застрекотал зуммер полевого телефона. Торопов взял трубку. Он не сказал еще и слова, а политрук уже насторожился, оставил пистолет. По тому, как напрягались скулы начальника, Панькин понял, что на границе что-то случилось.
— Прикажи подать свежего коня! — крикнул Торопов политруку. Панькин вышел к дежурному.
— Следите за сопредельной стороной. Сейчас выезжаю. Ничего не предпринимайте! — проговорил Торопов в трубку, нахлобучивая шапку.
Встретив в дверях политрука, он бросил:
— Доложи коменданту, что Пантера ушла за кордон. Сейчас узнаю все и позвоню тебе.
Через полчаса Торопов и Павличенко остановились напротив Уда-хэ.
Старший наряда Желтухин, встретивший их на берегу, сообщил, что по вине рядового Морковкина за границу ушла лошадь по кличке Пантера.
— Как же это так, товарищ Морковкин, получилось? — спросил Торопов. Морковкин отупело моргал глазами и, со страхом глядя на начальника, молчал.
— Шли мы пешком по дозорной тропе, — рассказывал Желтухин. — Неподалеку от нас, по той стороне, двигался китайский обоз. Морковкин выпустил повод и, не заметив, ушел вперед. Пантера отстала. А когда китайские лошади заржали, она перебежала границу
и увязалась за обозом…Сержант заявил, что если бы этот раззява-боец не побежал за конем и не испугал его, то он, Желтухин, наверняка бы заманил Пантеру обратно.
Торопов поморщился, спросил:
— Где сейчас Пантера?
— Не знаю, не видно что-то…
Лейтенант начал в бинокль осматривать дворы Уда-хэ. В это время из проулка показались двое мужчин, они вели за повод Пантеру.
— Сколько лошадь пробыла у них? — не отрываясь от бинокля, спросил Торопов.
— Минут сорок, не больше, — ответил Желтухин.
— Часа полтора, — робко поправил Морковкин.
— Так сколько же на самом деле? — Желтухин молчал. — Я вас спрашиваю, товарищ сержант?
— Часа полтора.
— Чего же вы тень на плетень наводите? — обозлился лейтенант.
А те двое уже вывели лошадь на берег. В стороне, около продовольственной лавки, Торопов разглядел трех разговаривавших японцев. Они так неестественно жестикулировали, что лейтенант понял: это они делали для вида, а сами наблюдали за ним, за пограничниками.
Торопов приказал Желтухину:
— Привяжите своего коня на видном месте. Будьте наготове!
Остерегаясь, как бы японцы не сфотографировали передачу коня и не сфабриковали какой-нибудь фальшивки, Торопов расстегнул кобуру маузера, прикрыл лицо рукавицей и пошел к границе. Человек, который вел Пантеру, стеганул ее хворостинкой. Пантера, словно обрадовавшись, заржала и побежала к лошадям пограничников.
Торопов вернулся на дозорную тропу и распорядился:
— Вы, товарищ сержант, вместе с Павличенко останетесь здесь. Как только стемнеет, заметите следы и возвращайтесь на заставу. А вы, товарищ Морковкин, проверьте, нет ли под седлом листовок или еще чего-нибудь.
Лейтенант проворно выбежал на берег, отыскал в лесу телефонную розетку, вынул из дупла трубку, сообщил Панькину о случившемся.
Листовок под потником не оказалось. Торопов и Морковкин возвратились на Стрелку. Вечером на боевом расчете сержанту Желтухину и рядовому Морковкину было объявлено взыскание.
Пантеру поставили в карантин, а провинившихся отправили в комендатуру на гауптвахту. Вскоре выяснилось, что Пантера заражена сапом. Так молодые стрелкинцы впервые столкнулись с коварством японцев.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Прошло несколько дней.
Как-то под вечер в казарму влетел Валька Дудкин и прямо с порога крикнул:
— Братцы, наш Митюха заявился!
Возвратившийся с гауптвахты Морковкин приветственно вскинул над головой руку и простуженным голосом пробасил:
— Здорово, парнищи! Как вы тут? Все живы-здоровы?
— Мы-то что! Рассказывай, как ты там?..
Бойцы тесно окружили Морковкина, жали наперебой ему руку, хлопали по загривку, толкали в бока, смеялись. И хотя все понимали, что наказание им вполне заслужено, — шутка сказать — потерять боевого коня! — они искренне сочувствовали Митьке. Глядя со стороны, можно было подумать, что стрелкинцы встречали друга, который только что вернулся с опасного задания.
— Ну и как? — допытывался Слезкин, которому не терпелось узнать подробности о гауптвахте.