Застрянец

Тем временем сын Аникея княжич Матвей вместе со своим верным телохранителем рыцарем Харавцевым спешил к отцу с запада. Княжичу только восемнадцать исполнилось. Теперь официально и по закону мог резать на куски всякую чернь вместе с батей. Вот и гнал на всех порах, чтобы к утру на вечеринку успеть. Не фортануло. Отряд язычников бродил за пределами форта ночью и случайно наткнулся на княжича. Тот, конечно, молодец, корону на себя напялил, меха. Ещё бы прицел на лбу нарисовал. В общем, пленили язычники княжича вместе с его телохранителем.

По утру Аникей ведет войска на форт, а ему из-за забора… Херяк! Мордашку сынишки показывают. Ещё шаг и я его прирежу — кричит главный беспредельщик. Ну и всё. Аникей по тормозам. Все назад. У них сынок мой единственный в плену. Разговор совсем другой пошёл. Аникей заднюю дал. Отдайте сына, да мы свалим по-хорошему. А язычники не поверили. Говорят, нужно подумать, покумекать.

На три дня движуха остановилась. Аникей с войском под забором стоят, костры жгут, а язычники начинают изгаляться. То денег попросят за голову, то оружие, доспехи. Потом давай уже совсем чудить. Грамоту, мол напиши нам князь, что мы теперь не форт язычников, а неприкосновенная земля. Аникей ведётся на всё это. Всё делает, лишь бы сына вернули. Единственный он у него.

Язычники-то на поверку оказались куда умнее и хитрее. Они пока князю зубы заговаривали, настоящие дела в темнице творили, где княжич вместе с телохранителем сидели.

Харовцев — телохранитель — сидел спокойно и баланду жрал, а княжича таскали каждый день куда-то. Утром забирали и только вечером возвращали. Приходил он измученный и еле живой. Пахло от него какой-то гнилью, кровью измазан. Не разговаривал с Харовцевым. Хотя они не просто знакомые были. Харовцев ему отца заменил. Пока князь Аникей порядок на землях устанавливал. Харовцев его растил, бою научил. Ну, короче, как второй отец.

Понял телохранитель, что язычники задумали. Используя тёмную магию, решили они одурманить княжича. Выторговать из Аникея побольше, а потом отпустить. Вот только из форта княжич Матвей вышел бы уже другим человеком. И, вероятно, прирезал бы своего отца уже на следующую ночь, а войско распустил или подчинил язычникам. Плен княжича мог обернуться катастрофой для всего народа. Карательный меч лёг бы в руку язычников, и те могли натворить такого, что всю землю кровью окропили.

Два долгих дня Харовцев думал, как же ему это предотвратить. И нашел один единственный способ. Ужасный и непростительный, но другого не было. Ничто не могло заставить Аникея пойти войной на форт, пока жизнь княжича была под угрозой. Ночью Харовцев убил княжича. Не просто убил, а головы лишил. Оружия у него не было, и он буквально рвал плоть и ломал позвоночник голыми руками. Потом заманил в темницу охранника и придушил. Окровавленный и обезумевший он пробрался на улицу и успел выбросить голову княжича через забор, пока язычники его не поймали.

Доведенный до отчаяния князь Аникей напал на форт. Убил там всех до единого, включая женщин и детей. Осквернил их богов и сжёг форт.

Харовцев исчез. Его посчитали погибшим вместе с княжичем. Но он сначала бежал из форта, а затем вернулся и долгое время жил в темнице, где убил княжича. Осквернённое место и остатки темной магии язычников изменили Харовцева. Он превратился в монстра. Монстра, который лишает своих жертв голов и подчиняет их тела.

Говорят, что Харовцев вернулся к себе в деревню и сделал монстрами обоих сыновей. Тогда-то их и начали называть харвы, от фамилии Харовцевы. Харвы — хитрые и скрытные ублюдки, а главное — кровожадные и беспощадные. Один харв может истребить всю деревню и сделать её своим войском. Головы своих жертв он приращивает себе. И чем больше этих голов, тем сильнее. Типо дополнительные плашки оперативки в материнку вставляет и быстрее работает. Отрубленные головы позволяют двигать предметы на расстоянии и всё в таком духе.

— Во времена князя Аникея харвов было всего три, — сказал Седой. — Кажется, больше и не появлялось. Харовцева старшего Аникей лично прикончил, когда узнал, как всё было на самом деле. Еще один, говорят, подчинил слишком много обезглавленных и не смог их сдержать. Тушки сами его и уничтожили, а про последнего ничего не известно. Думали, что умер уже давно.

— Индюк тоже думал, — сказал я и поднялся с камня. — Ну ладно, дедуля, спасибо за информацию. Мне пора. Загляну как-нибудь на днях, если вдруг будет нужно быстро от похмелья отойти. Крутая у тебя там комната!

— Про просьбу мою не забыл?

— Какую просьбу?

— Деньги на восстановление нужны, — сказал Седой, показывая на строительные леса.

— А! Это! Нет, конечно, не забыл! О чём ты! Деньги-деньги…, — я похлопал себя по карманам. — Блин, с собой сейчас нету. Всё на карточке лежит, ну в смысле в банке… Как только до налички доберусь, сразу завезу, идет?

— М-м-м.

— Ну, будь здоров, Седой! Чмоки-поки!

… … …

— Куда едем? — спросил Архип, усаживаясь в карете.

— К Оскалу!

— Зачем?

— Харв этот — ссыкливый, — сделал я вывод. — Он один. И он боится, что его поймают. Хочет действовать осторожно и незаметно. Поэтому и вылавливает только тех, кто по одиночке по ночам шастает. И значит, что?

— Что?

— Значит, нужно создать в моих кварталах наблюдательную сеть. Отряд дружинников. После того, как я стал невь*бенным героем для народа, Оскал, наверняка, поумерит свой аппетит. Наймем его подешёвке, и пускай со своими шестёрками район по ночам сторожат. Харв поймет, что к нам лучше не соваться, и отвалит. Вот и всё! — я хлопнул в ладоши. — Гениально! Люди больше не пропадают, народ доволен, а я иду к Мещерскому за новой партией хрустящих купюр и продолжаю свою прекрасную жизнь.

— А если Оскал не согласится?

— У тебя пистолет с собой?

— Да, — Архип кивнул.

— Ну выстрелишь ему в харю. Остальные согласятся.

Глава 13. Алкашармия

Оскал и его люди тусовались в вип-комнате бара, где когда-то работал Архип. Мы заехали туда, пробрались через пьяную братию рыбаков. Нас тормознул бармен:

— Оскала нету.

Я не стал верить ему на слово и открыл дверь. Внутри было пусто.

— Где он?

Бармен пожал плечами:

— Пиво не желаете?

— Давай!

Взяв с барной стойки кружку, я сел за ближайший столик. Архип же схлестнулся языком с барменом. Им было что обсудить. Потягивая пенное, я услышал занимательную беседу рыбаков. Сделал вид, будто мне пофигу, а на самом деле навострил уши.

— … вчера выплыли из-за Медвежьей бухты, — сказал рыбак и хлебанул из бокала. — На парусах, суки, и на полном ходу! Тины им морской на хлебальники! Ночь, ничего не видно. Заставили нас всю рыбу из трюма в трюм перекидывать. Ростопчина своим маленьким ртом так орала, что я думал взорвется нахер!

— Пираты и пираты, — махнул рукой второй.

— Чё?! — обиделся рассказчик.

— Ты мне тут не чокай, слизняк! — рявкнул подвыпивший рыбак с надорванным ухом. — Пираты — говнюки, но я не об этом! Нас тоже год назад без рыбы, денег и снастей оставили. Вот только рыбаков они грабят, когда уже совсем голодно. А так их цель — торговые суда. Но, что интересно, мля, перевозчики с торговых судов не сильно-то страдают. Грузы застрахованы!

— Во-во!

— А мы?! Ростопчина, коза зажиточная, всё с рыбаков трясет! Сходил в море, пришёл пустым, соси лапу!