Застывший огонь
Шрифт:
Джеф пошел против ветра, затем побежал. Запах то пропадал, то появлялся вновь. Было время отлива, и табун передвигался вдоль линии прибоя, где лошади подбирали йодистые водоросли.
Вскоре Джеф уже несся, перемахивая через скальные обломки и поваленные бурей стволы сухих деревьев. Там, возле песчаных дюн, уже темнело очертание растянувшегося табуна, и запах конского пота приятно щекотал нос.
Мозолистые лапы затопали по плотному песку, и, не замечая сухих колючек, охотник рванулся к добыче. В табуне его тоже заметили, и, развевая по ветру нечесаные гривы, лошади понеслись по мокрому
Джеф сделал стремительный рывок, и его передние конечности вонзили когти в спину жертвы. Лошадь сделала еще несколько шагов и упала, перекувыркнувшись через голову, а Джеф ловко соскочил на песок, чтобы уберечься от случайного удара копытом.
Спустя секунду клыки сомкнулись на горле жертвы, и Джеф ощутил безумное ликование. Неожиданно его затошнило, и он пришел в себя…
Аюпа уже сидел в своем темном углу, а дурманящий дым рассеялся и вышел через отверстие в крыше.
— Ты видел? — спросил старик.
— Видел… — хрипло отозвался Джеф.
— Теперь ты понимаешь, о чем я говорил?
— Да, понимаю.
— А знаешь ли ты, чего тебе следует бояться? — спросил Аюпа.
— Пока мне многого нужно опасаться…
— Ты не понял. Тебе нужно бояться слова.
— Слова?
— Да, Жефа, тайного слова. Стоит тебе его услышать, и ничто не спасет тебя. Ты не достигнешь той силы и легкости, ты не побежишь и не нападешь. Ты умрешь, истекая нечистотами и испорченными соками тела…
— Но я… — начал было Джеф и, спохватившись, замолчал, едва не сказав об одном успешном превращении.
Черты лица старика едва проступали из полумрака, но Джеф заметил, что Аюпа усмехнулся.
— То, что было, Жефа, уже не повторится. Теперь твои силы на исходе, и их не хватит на то, чтобы стать счастливым зверем, собирающим свою кровавую жатву… Берегись тайного слова.
— Тебе легко говорить, старик, а что мне делать? Говоря твоим языком, мне суждено встретиться с тайным словом. Но так было задумано. Рано или поздно я услышу это слово и умру, истекая всей той гадостью, которую ты так хорошо описал… — ощутив свою уязвимость, Джеф впервые заговорил совершенно искренне, забыв про субординацию… — К тому же ты обещал меня убить… — напоследок обронил Мэнсон.
Аюпа помолчал, а потом ответил:
— Добить раненого — чести немного… Он поднялся со своего места и, подойдя к Джефу, взял его за руку.
— Пойдем со мной, тебе нужно глотнуть свежего воздуха.
Джеф послушно последовал за Аюпой и, оказавшись снаружи, сразу почувствовал себя лучше. Голова стала яснее, а желудок сократился от голодного спазма.
«Это от дыма…» — догадался Мэнсон.
Горевшие в деревне костры были уже погашены, из чего Мэнсон сделал вывод, что он пробыл в гостях у Аюпы не двадцать минут, а несколько часов. Вслед за Аюпой Джеф посмотрел на ночное небо и попытался сориентироваться в запутанной карте звезд.
— Где твой дом, Жефа? — спросил старик, сделав приглашающий жест в сторону звездного неба.
— Что? — не понял Джеф.
— Где твоя планета? Откуда ты?
— Я… — начал было Джеф, но остановился, поняв, что собирается сказать данные из «легенды». По «легенде» он родился на Шакуте, а на самом деле… А на самом деле
Джеф не помнил.«Я не помню, где я родился!.. — ужаснулся он. — Стоп, но я должен помнить хотя бы город… Или свое настоящее имя. Вспомнил! Мое имя Ленни Фрозен!»
Однако секунду спустя Джеф вспомнил и то, что Ленни Фрозен — это имя из предыдущей «легенды». Мэнсон посмотрел на Аюпу, интуитивно ожидая от него поддержки, но старик продолжал смотреть на небо, будто не замечая затруднений Мэнсона.
Джеф попробовал повспоминать еще, но всякий раз он наталкивался только на обрывки «легенд» и фрагменты устаревших секретных инструкций.
— Вот именно это я и называю «злой человек» или «злые люди», — обронил Аюпа, продолжая смотреть на небо.
В этот момент возле легкого навеса, стоявшего на краю деревни, начало разгораться светлое пятно. Оно разгоралось все сильнее, а затем в ночное небо ударил яркий столб света. Он жил только долю секунды, а потом растаял, поглощенный ночным мраком.
Джеф хотел задать Аюпе вопрос, но с интервалом в пару секунд необычный феномен повторился еще два раза.
Предотвращая готовые вырваться вопросы, на плечо Мэнсона легла рука Лалы. Джеф понятливо кивнул и покорно последовал за девушкой. Доведя гостя до его хижины, Лала пропустила его вперед и, придержав циновку, сказала:
— Завтра пойдем купаться, Жефа, — от тебя уже плохо пахнет.
— Да, конечно. Давно пора… И бритву мне найди, а то я бреюсь тупым ножом…
— Хорошо, Жефа. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, Лала.
Шаги девушки растаяли в тишине, а Джеф, нащупав свою лежанку, с облегчением повалился на соломенный тюфяк. Он чувствовал себя совершенно разбитым. Не сделав никакой физической работы, он вымотался только от путешествия в неизвестное и попыток вспомнить свое настоящее имя.
«Настоящее имя… А было ли оно у меня?..»
49
Фрэнк стоял возле окна и с ноткой ностальгии смотрел на неухоженный скверик, находившийся как раз под его окном. Во всей Чипиере это было единственное место, хоть как-то напоминавшее знакомые Фрэнку миры.
Несколько оставшихся в сквере скамеек занимали бродяги. Они не покидали своих мест, а если и уходили, то оставляли на скамьях пустые ящики, давая понять, что территория занята.
На заросшей чертополохом лужайке целыми днями шумели дети. Они играли в салки и бегали вокруг непонятного бетонного гриба, так неуместно оказавшегося на территории сквера. По виду он напоминал военное сооружение, и, как Горовиц ни гадал, он не мог определить, что это такое.
В дверь его комнаты постучали.
— Войдите…
Дверь приоткрылась, и показалась голова мадам Консератос.
— Ваш обед готов, мистер Кертис.
— Спасибо, я уже иду. — Фрэнк отошел от окна, на секунду заглянул в потрескавшееся зеркало и спустился в хозяйскую столовую, из которой доносились аппетитные запахи.
Фрэнк прошел к обеденному столу и, потянув носом, спросил:
— Чем это так вкусно пахнет? Что у нас на обед?
— Суп из ревеня и пшенная каша с мясом, — гордо сообщила хозяйка.
— О, это очень кстати, — улыбнулся Горовиц, усаживаясь за стол.