Затмение: Полутень

— В любом случае, вы с Унгером в одной лодке — он тоже ненавидит красных и всех, кого они считают социалистами. Поэтому они хотят, чтобы после грядущей чистки в Агентстве ты остался с ними. А когда они прополют остальное правительство, очередь дойдёт до всей этой гребаной страны...

— Эй, да ты никак параноиком заделался?

— Именно так. Именно. А ты знаешь, кто стоит за программой оценки кадрового потенциала? Наши друзья из Второго Альянса. ВА. Пост видел меморандум — это всё по их рекомендации затеяно. Разве есть на свете расисты похлеще ВА? Ты же читал доклад Куппербайнда. И где сейчас Куппербайнд? Стоунер, позволь, я тебе кое-что скажу, друг мой. Эти ублюдки только начали. А когда возьмутся за дело как следует, вы все белого света не взвидите. Белого, ты понял?

Остров Мальта

— Мы не можем остаться одни, — сказал Стейнфельд, — но временами кажется, что это так.

Торренс кивнул.

Они сидели на вилле, на острове Мальта в Средиземном море. Вечерний воздух пробирал лёгким холодком, но по сравнению с Альпами климат был почти райский. Глубокая мальтийская зима напоминала раннюю осень в Нью-Йорке.

Вилла на самом деле представляла собой опорную базу Моссада. Аномалию в ландшафте — высокую и узкую постройку. Вокруг на десять акров ничего, кроме деревьев, колючих кустарников и валунов. Строители виллы могли бы сделать её комфортабельно просторной, подобно большинству средиземноморских деревенских домов. Вместо этого они воспроизвели экономный в очертаниях, хотелось сказать — тощий рисунок итальянского городского дома. Три узких этажа, на двух верхних — балконы. Балкон верхнего выходил на север, балкон среднего — на восток. Десятифутовая кирпичная стена с колючей проволокой поверху окружала имение. На деревьях там и сям торчали камеры и устройства инфракрасного слежения. Для целей Моссада вилла подходила идеально: отсюда открывался превосходный вид на поля и оливковые рощи, с балконов можно было отстреливаться, а стена служила дополнительной защитой. К востоку за оливковыми рощами лежало море. К югу, в сорока ярдах за домом, имелось гумно, сиречь замаскированный ангар, куда мог поместиться коптер со вдвинутыми лопастями винтов.

Стейнфельд, Торренс, Клэр, Данко и англичанин по фамилии Чизуэлл сидели за старым деревянным столом на кухне с серыми каменными стенами. Чизуэлл оказался высоким человеком с тонкими каштановыми волосами и меланхоличным лицом, напоминавшим морду бассет-хаунда.

Торренс шевельнулся в кресле, поморгал, почувствовал, как отлипают от ран бандажи. Сидел он на подушках, поскольку моссадовский медик вынул ему кое-какие осколки из ягодиц.

Настало время третьей послеобеденной чашки кофе. Их вымыли, дали чистую одежду, подлечили, накормили, поселили в безопасном тёплом месте. И все они чувствовали себя, как на адском вертеле.

Дневной свет угасал, в комнате с каждой минутой становилось ощутимо темнее. Ни у кого не было сил подниматься и зажигать освещение. Лица присутствующих всё плотнее укутывала вуаль теней.

Стейнфельд сидел напротив Торренса, сгорбившись и держа обеими руками оловянную кружку с кофе. Он крутил её туда-сюда между ладоней, точно гончар.

— Ситуация вот какая: примерно четыреста бойцов прорвались из Франции, Италии, Голландии и Швейцарии. Все они из НС. И мы поддерживаем связь кое с кем из оставшихся: с французскими коммунистами, итальянскими ленинистами, шайками анархистов... все в подполье, трудно сказать, сколько их, ещё труднее судить, получится ли с ними сотрудничать. Но мы с ними в контакте. Особенно хорошая организация у коммунистов. — Он говорил отстранённым, почти грустным тоном.

Ещё более отстранённо ответила ему Клэр, так тихо, что приходилось напрягать слух:

— Разве не... легкомысленно привлекать сюда всех подряд? Складывать все яйца в одну корзину.

Торренс посмотрел на неё и снова задался мысленным вопросом, а не слишком ли много ей пришлось выдержать. Девушка натянула серую пилотскую куртку с многочисленными застежками-молниями, которую ей дали израильтяне. Она сидела, сложив руки на коленях и глядя за окно, где тускнела мандариновая смазанная полоса заката.

Стейнфельд согласился:

— Да, быть может, мы рискуем, перегруппировывая всех в одном месте. Но фашисты обессмыслили прежние методики нашей работы. Они полностью подчинили себе Францию, Бельгию, Голландию, Германию, Испанию, Португалию, Австрию, Северную Италию и Грецию. Они консолидируют силы своих сторонников ещё в шести странах, включая Англию. С юридической точки зрения контроль их обязан быть временным и служить исключительно целям наведения порядка, но в большинстве стран они успешно внедрили своих марионеток на административные посты. Они пользуются довольно обширной искренней поддержкой белых коренных европейцев, потому что ВА действительно наводит порядок среди хаоса; где бы ни появились ВАшники, дела и впрямь начинают показательно налаживаться, а где уцелели рельсы...

Не было нужды договаривать: восстанавливается железнодорожное сообщение.

Стейнфельд продолжал:

— И, разумеется, белые христиане видят, как ВА изолирует алжирцев, чёрных и прочих иммигрантов в гетто, учиняя облавы на всех негров, арабов или евреев по первому их чиху. Симпатизирующие им белые христиане, само собой, воспринимают это с одобрением. Но даже те, кто до войны числились либералами... — Он пожал плечами. — Джек Смок однажды сказал, что общественный хаос превращает людей в консерваторов. В условиях постоянной опасности, голода и лишений низменные инстинкты заставляют людей подозрительно относиться к любым незнакомцам и, обобщая, любым, кто думает не так, как они. Открытые умы с треском закрываются... — Он вздохнул и помолчал. В комнате сгущался мрак. — Для нас остаются открытыми лишь некоторые пути. Можем сбежать в Штаты и попытаться разбудить общественное мнение там, открыть людям глаза на то, что здесь творится. Американские клевреты ВА манипулируют новостными службами, а цензуру, проводимую ими, заметить нелегко. Журналистам сопровождать натовцев по Европе не разрешается. Люди в Америке не в курсе происходящего здесь. Но Смок и Уитчер с командой работают не покладая рук, они уже пытаются изменить сложившееся положение, а если мы покинем Европу, единственный очажок сопротивления на континенте погаснет.

Стейнфельд настаивал, чтобы Новое Сопротивление оставалось в стороне от любых политических доктрин, исключая, естественно, первоначальный мандат его деятельности, и принимал всех: коммунистов, капиталистов, анархистов, консервативных республиканцев, либералов; всех, покуда они противодействовали Второму Альянсу. Новые рекруты НС иногда присоединялись к движению по собственной инициативе; порою их вербовали члены рабочей социалистической, либертарианской или какой-то другой партии, но со всех и каждого брали ужасно серьёзную и пафосную клятву оставить любые политические разногласия с коллегами по Сопротивлению во имя первоочередной цели — борьбы с Новым Фашизмом. Организация Стейнфельда снабжала разномастных коммунистов и анархистов деньгами и оружием, иногда предоставляла укрытие; те взамен прятали путешествующих активистов НС и временами оказывали содействие в боевых операциях. Координируя акты саботажа, они пытались вывести ВА из равновесия.

Время от времени в рядах НС вспыхивали идеологические споры, хотя и сравнительно вежливые. Некоторые республиканцы ворчали на коммунистов, что зря, дескать, этим последним выделяют так много ресурсов; надо же подумать и о том, что после войны будет.

Но Стейнфельд на это отвечал:

— Коммунисты будут всегда. Я противник любой диктатуры, и диктатуры пролетариата в том числе. Но нам необходимо научиться сосуществовать с коммунистами.

В такие моменты заядлый троцкист Левассье начинал ныть по поводу неуважительного отношения Стейнфельда к достижениям Октябрьской социалистической революции и провозглашал, что фаза диктатуры — лишь временное состояние коммунизма, необходимое для координации революционных реформ; не упускал он и возможности ввернуть к месту цитату из Маркузе о диктатуре масс-медиа и конформистском кондиционировании в так называемом свободном мире.

— Ох уж эта ваша Сеть, — говорил Левассье, — ох уж это ваше телевидение, ох уж этот ваш Интернет, электронные СМИ, банковские компьютерные системы, всё это... всё это сущий ГУЛАГ, вот что!

Политические дискуссии в НС, впрочем, неизменно оставались мягкими и риторическими, а до реальной драки дело не доходило. Реальная драка могла начаться в любой момент, и это понимали все.

— Если сейчас эвакуировать ядро НС в США, — говорил Стейнфельд, — мы ослабим остальные отряды Сопротивления. Но ВА зажал континент в такие тиски, что нам всё тяжелее им противодействовать. Люди напуганы. — Жест его мог показаться отчаянным. Трудно было сказать наверняка; лицо Стейнфельда укрывала тень. — Они начинают перевербовывать наших.

— И что нам остаётся? — спросил Торренс.

В комнате ещё потемнело.

Стейнфельд глубоко, прерывисто вздохнул.

— У фашистов две европейских штаб-квартиры — Париж и Палермо. Сицилианская штаб-квартира одновременно служит коммуникационным центром и одной из основных воздушных баз. В согласии с нашими разведданными, полковник Уотсон и пять других высокопоставленных чинов Второго Альянса в начале марта прибудут в Палермо для оценки ситуации на европейском фронте. Проведут спутниковую телеконференцию с Крэндаллом. Если они сочтут, что ситуация сложилась подходящая, то перейдут ко второй фазе плана по завоеванию Европы. Они провозгласят учреждение эдакой Организации Европейского Государственного Самоуправления. ОРЕГОС объявит себя ядром новой экономической и политической структуры и выразит намерение защитить жителей Европы от напастей новосоветского и американского господства и от превратностей войны. Это...