Затмение: Полутень

— Это интереснейший эксперимент, — проповедовал Уотсон. — Любимое детище Куперова разума.

Уотсону было лет пятьдесят с небольшим: высокий крепкий англичанин с круглым обветренным лицом и голубыми глазами, похожими на покерные фишки. Он носил чёрную с серебром униформу офицера Второго Альянса, но в позе его было что-то нарочито небрежное, почти ребяческое, точно полковник последовательно отвергал навязанный регалиями официоз. Его должность начальника тактического департамента облекала множество публичных и непубличных обязанностей. Некоторые считали Уотсона вторым человеком во Втором Альянсе.

— Ну, — протянул Купер с явно неискренней скромностью, — эксперимент в общем-то следует давней социобиологической идее, мы её просто вернули к жизни.

— Итак, вы социобиолог? — уточнил Каракос таким тоном, словно брал у доктора интервью, а не был его пленником.

— Социобиолог? Нет, здесь мы этим не ограничиваемся.

Они стояли у забранного поляризованным стеклом окна второго этажа, выходящего на лагерные сектора под номерами с десятого по двенадцатый. Каракос не знал, где находится; его сюда привезли в большом грузовике без окон вместе с семьюдесятью другими узниками. Поездка отняла лишь полчаса, из чего Каракос заключил, что они ещё во Франции; в этом одном он был уверен. Здание оказалось просторным, тут гуляли сквозняки и отзывалось эхо; конструкционый материал однообразно-белого цвета напоминал пластик, но на самом деле это был упрочнённый алюмосплав.

Уотсон любезно поведал Каракосу, как они возвели здание из подручных компонентов всего за две недели после закладки фундамента: так рачительный хозяин устраивает другу экскурсию по своим владениям. В лагере имелось пятнадцать секторов, но отсюда были видны далеко не все; сектора 10-й и 11-й располагались прямо под окном, сектор 12 площадью равнялся двум предыдущим и уходил вправо параллельно им. Сектора разделялись двойным забором с навесными замками и колючей проволокой под напряжением поверху. Пространство между заборами, шириной пять футов, патрулировали ВАшники в шлемах.

Каракос же вид имел обманчиво крепкий, даже брутальный. Был он коренаст и кареглаз — глаза от недоедания сильно запали. За толстыми губами в широком рту торчали свободно расставленные зубы, и дёсны уже начинали отступать от шеек. Каштановые волосы свалялись и лоснились, брови срослись вместе. Он носил стандартную для узника концлагеря оранжевую одежду из полипласта — для лучшей видимости на расстоянии — и жёлтую футболку. Острая каштановая бородка за десять дней отросла, а за месяцы пребывания в заключении до этого он лишился способности различать запахи, исключая вонь собственного немытого тела. Элегантности в нём не осталось. Но, как писал Уотсон в докладе Сэквиллю-Уэсту по результатам экстракционного эксперимента 5F, Каракос был одним из самых эффективных пропагандистов НС. Его яростные нападки на ВА (в ныне закрытой газете Egalite) отличались разнообразием тем и откровенно щегольским красноречием; утверждается, что он тесно сотрудничал со Стейнфельдом, помогая тому планировать первые полевые операции НС.

— Нет, — сказал Купер. — Я не социобиолог, этот этап мы прошли несколько лет назад. — С ехидной ухмылочкой он добавил: — Я социогенетик.

Каракос отметил реакцию Уотсона: резкий взгляд, который Купер счёл бы насмешливым поощрением, в действительности, скорее всего, означал, что Уотсон едва сдерживает неприязнь к альбиносу. В конце концов, Купер сам был продуктом генетической аберрации. Но он оказался полезен ВА.

Есть ли способ вбить между этими двумя клин? подумал Каракос.

Ты хватаешься за соломинку, напомнил он себе.

Но Каракос привык надеяться. Это умение было необходимо для выживания в лагере для перемещённых лиц. Какой чудовищно коварный термин: перемещённые лица. Будто пребывание здесь временно. Будто они могут рассчитывать выйти на свободу.

— Как видите, Жан-Мишель, — начал лекцию Уотсон, — заключённые в трёх секторах разделены, грубо говоря, на три группы по цвету кожи. — Уотсон общался с Каракосом вежливо, дружеским тоном, с какими-то даже отеческими нотками. Словно на том не было оков, словно Каракоса не стерёг профессиональный убийца в зеркальном шлеме.

Уотсон продолжал:

— Фактически в каждом из трёх секторов введён отдельный режим кормления. Чернокожие в секторе 10 получают неплохое питание и некоторые привилегии, вроде сигарет, остальным недоступные. Заключённые с коричневой кожей в секторе 11 довольствуются едой среднего качества и средними же послаблениями. Узники с более светлой кожей — фактически полукровки, содержатся в секторе 12 на грани физического выживания. Теория доктора Купера утверждает, что межрасовая неприязнь имеет инстинктивные механизмы, но инстинкты эти зачастую дремлют до поры, пока не усиливается влияние стрессовых факторов. Вы можете отметить для себя, что в большинстве случаев заключённые для этого эксперимента отбирались вместе с семьями, чтобы усилить их защитные инстинкты. Каждому сектору доведено до сведения, что участники драк понесут суровое наказание — эквивалент социальных запретов в цивилизованных условиях, долженствующих пресекать насилие в урбанизированном обществе. Но доктор Купер считает, что при постепенном повышении интенсивности стрессовых факторов, препятствующих выживанию, все препоны рухнут, и выплеснется открытая агрессия.

— Ну да, — сказал Каракос, — голодным людям свойственно злиться. И нападать на всех вокруг. Но с расовым разделением это никак не связано.

— У нас имеется контрольная группа на другой стороне, в секторах с тринадцатого по пятнадцатый, — не пытаясь скрыть снисходительный тон, ответил Купер. — В этих секторах расы перемешаны: светлокожие с чёрными и так далее. Мы обнаружили, что участники контрольной группы реагируют на стрессовые факторы, осложняющие выживание, не так однородно, как те, кто заточён в окружении расовых соплеменников.

— Даже если это так, — пожал плечами Каракос, — результаты вашего эксперимента не доказывают превосходства одной расы над другой.

— Мы провели и другие эксперименты... — начал Купер сердито.

Уотсон нетерпеливым хлёстким жестом заткнул его.

— В долгосрочной перспективе не имеет значения, какая раса возьмёт верх. Для начала вы должны понять, что экспериментом этим подготавливается почва для более грандиозных опытов во всемирном масштабе. Под определённым социальным давлением достаточной интенсивности можно разжечь межрасовую войну...

— Полковник... — предостерегающе протянул Купер.

На лице Уотсона мелькнула довольная ухмылка. Он меня использует, чтобы поддразнивать Купера, подумал Каракос.

Уотсон жизнерадостно продолжал:

— Вопрос расового превосходства имеет лишь академическую ценность — во всяком случае, для меня. Что действительно важно, так это врождённые программы межрасового противостояния, которые активируются в условиях социального стресса любого рода, и единственным верным решением подобного конфликта становится окончательное решение довести его до логического конца...

Каракос недоверчиво покачал головой.

— Я всегда предполагал, что вы стремитесь...

— Поработить их? — усмехнулся Уотсон. — Или ограничиться обычной эксплуатацией других рас? — Он фыркнул. — Этот метод утратил эффективность. Слишком много неконтролируемой информации о мультикультурности утекло, отравляя низшие расы амбициями и стремлением к неповиновению. Нет, в долгосрочной перспективе единственно верным решением является геноцид. Множественный геноцид. О, покамест низшие расы нам нужны, по экономическим соображениям. Но мы уже начали работу по выведению субрасы рабочих, которые будут на биологическом уровне лишены способности восстать против нас. Мы называем их рабокровками. Эти субъюгатные существа, понимаете ли, вообще недостойны будут называться людьми. Не умнее собак или лошадей, но в том, что касается грязной работы — работы для техников и прочего скота, — подлинные саванты.