Затмение: Полутень

Но бой отнял меньше пяти минут. Если точнее, то меньше одной. Корабли, казалось, просто наблюдали друг за другом. Лестер врубился на их радиочастоты, и на узле связи услышали сперва возбуждённую болтовню русских, а потом обрывки фраз с миссурийским акцентом: векторы уравняли, но... [скрежет] пять-семь-ноль [скрежет]... хорошо, что тут не воняет... ты мне должен свежие трусы, запомнил? К потом — небольшая вспышка, единственная труднозаметная вспышка от натовского корабля на экране номер 6 и симметричная ей — от новосоветского судна на экране номер 7. Карандашный луч света на экране 6 исходил от восьмимегаваттного фторного лазера, работавшего в дальней красной и ближней инфракрасной области; луч метил в новосоветскую ракету. Ракеты видно не было, только мигнуло что-то на экране и тут же погасло, когда она взорвалась.

Снова скрежет и крик разочарования на частоте новосоветчиков, а потом седьмой экран заполнило диффузное облако белого огня. На частоте новосоветчиков прозвучал душераздирающий вопль. Четыре секунды помех: это умирала в электромагнитном импульсе новосоветская электроника; шум служил предвестником ещё большей резни. Затем тишина.

Лестер вымолвил:

— Господи. Там ведь все теперь мертвы. Пуфф — и нету их. Бл...

— Блокада прорвана, — сказал Расс. — Пуфф — и нет её. Так-то.

Лестер глядел на экраны и оценки диагностических утилит.

— Всё в порядке. Обломки нас не заденут. Нечего бояться.

Расс осушил стаканчик и плеснул туда ещё. Тоном надравшегося моралиста за барной стойкой Фаид изрёк:

— Но ведь теперь, когда мы знаем, что смерть нам не грозит, напиваться бессмысленно?

— Не нужны нам такие оправдания, — ответил Расс. — Б..., да нам вообще никакие оправдания не нужны. Давайте выпьем за упокой душ новосоветчиков, погибших вместе с тем кораблём. За людей, которые нам звонили и спрашивали, всё ли у нас в порядке, когда свет выключался.

— За это я выпью, — сказал Лестер.

Остров Мерино, Карибы

На Мерино близилась полночь, но они продолжали смотреть телевизор. У Стоунера слезились глаза и путались мысли от болтовни телевизионщиков и выпивки, но выключать огромный плоский экран было боязно. Слишком много всего происходило одновременно.

Стоунеры и Кесслеры — Синди прикорнула на кушетке, положив голову на колено Джанет — рассредоточились по тёмной комнате, вперив взгляды в призрачное бело-синее сияние телевизора.

От выпусков военных новостей нельзя было оторваться: война вот-вот должна либо завершиться, либо взорваться ядерным холокостом. Сообщали об арестах и уголовных делах, о роспуске и запрете американской МКВА. Слышались настойчивые призывы отправить в отставку президентшу Бестер. Натовцы пообещали учинить расследование деятельности Второго Альянса в Европе. Поступали новости о том, что в Колонии ВАшников тоже арестовали, и там у руля новое руководство. О покушении на Смока. О том, что его положение улучшилось, и он переведён из реанимации. (Алюэтт прислали собственноручную записку от Смока.) Аналитические программы, интервью: всё пережёвывают снова и снова. Поражение новосоветчиков на орбите, отступление новосоветской армии с блокирующих позиций под усилившимся натиском НАТО.

Больше ничего не может сегодня случиться, подумал Стоунер. Пора спать.

На экране политический обозреватель монотонно жужжал что-то насчёт вероятной победы кандидата от оппозиции на президентских выборах. Сравнивал ситуацию с Уотергейтом, со скандалом Иран/Контрас, с неудачной попыткой импичмента Клинтону в прошлом веке.

— Но в данном случае мы, конечно, имеем дело с куда более скверным инцидентом: многие склонны полагать это актом государственной измены со стороны президента...

Стоунер как раз вставал с кушетки и потягивался, подумывая идти спать, когда политического обозревателя утянуло в угол экрана, а на его месте оказался возбуждённый молодой диктор:

— ...Новый Советский Союз изъявил желание прекратить огонь на всех фронтах и положить войне мирный конец. Государственный секретарь Карнеги по этому поводу сказала, цитирую: Мы чувствуем, что конец войны уже близок. Новые Советы намекают, что готовы сложить оружие. — Новостник прокашлялся. — Дамы и господа... — Голос его срывался от возбуждения. На миг он вышел из заученного образа, и проявилась личность за глянцевой маской, наэлектризованная важностью момента. — Дамы и господа... дамы и господа, Третья мировая война окончена.

Имение Клауди-Пик, север штата Нью-Йорк

— Кризис несомненен, — сказал Уотсон, — и нам придётся предпринять поспешное отступление. Но лишь на одном из фронтов.

Сэквилль-Уэст так сильно мотал круглой головой, что подбородок трясся.

— Это не отступление на одном из фронтов, а полное и разгромное поражение. Президентшу заставят уйти в отставку. Наши американские банковские счета уже заморожены. Управление внутренней безопасности ЦРУ подвергается проверкам министерства юстиции и наших врагов в Конгрессе, а наши люди в министерстве юстиции арестованы. Социологические опросы показывают, что в Америке девяносто процентов настроены против нас. Даже фундаменталисты. Делают вид, что шокированы, что ничего не хотят иметь общего с нами. Активы Worldtalk заморожены. Сетевые проекты Worldtalk остановлены. Обвинения, новые обвинения! Колония пала, Прегер под замком. Большая часть всего этого — из-за медиа, подпольной Сети, соцсетей...

— Ты, кажется, опечален, — холодно заметил Уотсон, — а это забавно.

На комм-узле в имении Клауди-Пик сидели четверо, в том числе Карлтон Смит, координатор особых образовательных программ ВА, высокий, с кустистыми бровями и короткими редеющими светло-каштановыми волосами; он всегда курил трубку и едва заметно улыбался, словно все насущные проблемы можно было решить отеческим наставлением. Он был отцом Джебедайи Смита.

Уотсон и Сэквилль-Уэст присутствовали тоже, а ещё — Клаус, телохранитель Уотсона, которого тот везде за собой таскал. Клауса явно ожидало существенное продвижение по службе.

Участие в видеоконференции принимали и другие: четверо высокопоставленных администраторов ВА из разных штатов. У всех был панический или сконфуженный вид.

Уотсон, Смит, Клаус и Сэквилль-Уэст расположились за маленьким круглым столиком, который Уотсон лично притащил в комнату.

Уотсон продолжил:

— Я хочу сказать, Сэке, что ты так говоришь, словно тебя злит всё происходящее. Словно ты недоволен чужими провалами. Но ведь, Сэке, это ты у нас начальник службы безопасности, это ты дал маху, позволив себя записать в разговоре с президентшей: записать и сфотографировать при обсуждении очень деликатных вопросов. Это ты упустил Стоунера. Поэтому не удивляйся моему решению снять тебя с занимаемой должности.

Голова Сэквилля-Уэста вздёрнулась, по лицу заходили желваки.

Кожа заалела, глаза порозовели.

— И кем ты меня заменишь?

— Присутствующим здесь Клаусом. Я досконально изучил суть дела. Его проверили на экстракторе. У него превосходный послужной список в нашей службе безопасности. — И он солгал: — Он координировал действия моей охраны во Франции.

Сэквилль-Уэст обернулся к экранам.

— Господа... это неслыханно, я... из меня козла отпущения пытаются сделать... свалить на меня...