Затворник

– Постой, постой, добрый че...
– пятясь на полукарачках, и одновременно пытаясь подняться, он запнулся, завалился назад, попытался было опереться на отнявшуюся руку, и свалился навзничь.

– Стой, Клинок! Стой!
– кричал Пила. Рассветник с Коршуном не успели удержать его. Парень встал между Клинком и своим братом, скрюченным в пыли заднего двора.

– Подожди, Клинок!

Клинок, почти не сбавив шага, дернул одной рукой Пилу за ворот, и дубравец отлетел с его дороги как соломенный. Встав над перепуганным Хвостом, витязь надавил дубинкой на горло незадачливого противника.

Кадык Хвоста сдавило между дубинкой и шейными позвонками словно в тисках. Ни глотка воздуха не могло проникнуть в грудь. Ноги и руки были свободны, но двинуться, схватить и попробовать отбросить дубинку, или ударить Клинка, парень смертельно боялся: он чувствовал, и не мог усомниться ни на мгновение, что одно лишнее движение, и горло превратилось бы в смятку, как яблоко под тележным колесом. Пила, приподнявшись на четвереньки, тоже замер в ужасе. Вспомнился и возник перед его мысленным взором, так ясно, словно вот сейчас был здесь, мертвый Краюха, тусклая свечка над его телом в маленькой каморке, пустой стеклянный взор... "Остались я и Хвост. Если его убьют - что делать тогда!" - промелькнула в голове та давнишняя мысль, с которой он навечно закрыл младшему брату очи...

Не ослабляя натиска, но и не надавливая сильнее, Клинок чуть пригнулся над Хвостом, и негромко сказал:

– Так нельзя.

Хвост готов был поклясться боярской честью, памятью отца с матерью, Землей и Небом, Страной-где-облака-рождаются-под-землей, всеми ее царицами, и своей собственной шкурой в придачу, что никогда больше в жизни не нарушит правил учебного боя, но не мог ни слова сказать, ни кивнуть головой - только пялил на Клинка ошалелые от страха глаза.

Клинок отвел руку с палицей назад, и Хвостворту, зайдясь кашлем, перевернулся на бок. Слезы ручьями лились по алому лицу.

Подбежав к Хвосту, Пила склонился над ним на коленях.

– Что ж ты, а! Я ж говорил тебе, осторожнее!

– Катись... Катись к волкам!
– огрызнулся Хвост сквозь кашель и хрип.

– Вот, ты как заговорил!
– вскрикнул Пила - Когда я тебя предупреждал, ты только скалишься, а теперь катиться посылаешь! Что?! Кто из нас теперь тютя!

– Уйди, по-хорошему прошу...
– пробубнил Хвостворту.

– Ладно, не свирепей только!
– сказал Пила, помогая брату подняться - Будет тебе наука!

– Слушай, брат!
– сказал Хвостворту вполголоса - Он ведь меня сейчас мог убить запросто.

– Так а я тебе что говорю - он страшно сильный воин!

– Да не про то я!
– сказал Хвост - Он меня по закону мог убить.

– Как это?
– спросил Пила.

– Вот так это... кто нарушает закон поединка, тот сам вне закона. Его противник может убить на месте.

– Вот же ты дурак!
– изумился Пила - Да куда тебя, скажи, леший дернул дубинками кидаться, если ты все это знаешь!

– Да бес с ним!

Клинок тем временем снял с себя стеганку и подшлемник, и вернул отрокам. Он стоял у княжеского крыльца и отматывал от палицы веревку и овечью шерсть.

– Слушай, Клинок...
– сказал Пила, подойдя к нему - Благодарю, что брата не убил... Ты же мог...

– Не благодари. Убил бы, если бы не война. На, держи!
– Клинок подал пораженному Пиле дубинку в руки - Отбивай удары, сколько надо.

После завтрака к Рассветнику пришел отрок от Смирнонрава, и позвал на большое совещание, которое собирали князь и княгиня. На Струг ехали по мостам бояре, посадские и выборные с обоих концов. Поднялся на остров и Месяц со своими сотниками и старшинами.

Всего в большой столовой собралось под две сотни человек. Во главе зала сидела Стройна. Высокое кресло Мудрого рядом с ней пустовало. Место советника по правую руку занял высокий и худощавый засемьдырский князь, по левую - тучный Волкодав. На стороне Смирнонрава сидели за столами все двадцать его дружинников, здесь же - хранитель рода Лихой. Дальше - выборные от уннаяка и верхнесольцев, за ними - Рассветник с Коршуном (Рассветник взял его с собой на совет "Может, понадобишься" а прочим сказал отдыхать), еще дальше - Месяц и его первый подручный, большой боярин Гордый. Гордый был когда-то, еще в молодости, наездом в заморском Злат-городе. Там он обменял чуть ли не трехгодичный доход своего имения на сказочно дорогой и богатый хвалынский халат, которым очень гордился и надевал по всякому случаю и без, даже когда одеяние с годами заметно истрепалось. Теперь, по случаю высокого собрания, этот знаменитый в Храброве халат тоже был надет на боярине. Дальше к дверям от Месяца и Гордого сидели прочие воеводы их земли.

По правую руку от княжеских мест сидели каяло-брежицкие вельможи. И если на стороне гостей порядок определялся больше страной, откуда приехали воины, то хозяева рассаживались согласно всем известной очередности, по старшинству рода и службы.

Почти под боком Волкодава, за одним столом с Бобром и Мореходом сидел человек, лишь раз взглянув на которого, Коршун подумал, что приходить на совет ему все-таки не стоило. Этот некто был огромного размера - так же широк и грузен, как княгинин первый советник, но выше на целую голову. Почти всю грудь закрывала темно-русая с проседью борода. Не только внешность, но и состояние его внушало - большой стреженский боярин, ближний дружинник великого князя Льва и хранитель рода при Мудром. Даже имя у господина было великанское - Скала.

Едва войдя в зал, Коршун поймал на себе взгляд стреженца. Скала, внимательно и зло прищурившись, проводил его глазами до места, потом отвернулся, и больше пока не обращал на соратника видимого внимания. Словно сделал себе отметку на потом и вернулся к текущим делам.

– Черт, зыркает сидит!
– сказал Коршун Рассветнику вполголоса, когда оба уселись на лавке.

– Кто?
– спросил Рассетник.

– Скала, чтоб ему... Ближний дружинник Льва, давний знакомый мой. Ох, как складно он про меня напишет в Стреженск, чувствую!

– Ладно, поживем-увидим.
– сказал Рассветник - Что будет завтра, мы не знаем, а сегодня другие дела. Я, к тому же, сомневаюсь, что Лихой ему еще не нашептал про тебя, или сам не сочинил письмишко...

Между тем дождались последних из приглашенных к собранию, и княгиня, встав, прямая и тонкая как стрела, объявила:

– Всех с добрым утром, господа, кого еще не видела. Начнем совет. Все знаете, что вчера наконец к нам на подмогу пришел воевода Месяц, храбровский наместник. С ним две тысячи воинов. Это добрая весть.

Вторая новость - дурная, хотя пока не точная. Нам было сказано, что вчера утром табунщики взяли Каиль.

Княгиня говорила так, словно докладывала о количестве перин и белья в запасах Струга, а не о нападении врага на свой родной город, в котором у нее оставалось немало близких.

– Кем это сказано?
– крикнул кто-то из миротворских.

– Господа, прежде, чем спросить или сказать свое, извольте, просите слова - так же бесстрастно сказала княгиня, не повернув головы - Новость о взятии Каили еще неясная, ее требуется проверить. Но принять во внимание все равно надо - угроза очень большая. Тому есть доказательство, хотя, опять же, не прямое. Сегодня перед рассветом мы получили с гонцом письмо из Горбунова. Волкодав, прочти!
– сказала Стройна, усаживаясь в кресло.