Завещание Якова Брюса

Подчиняясь всаднику, гнедой тем временем сбавил темп и свернул с колеи на едва заметную тропинку. Левшин подождал, пока дорога к скиту окончательно скроется за деревьями и перевел коня на шаг, опустил повод, давая животному вытянуть шею и отдышаться.

— Так быстрее будет, там дорога петлю закладывает, — пояснил он девушке, будто она спрашивала о чем.

Настя лишь кивнула. Теперь, когда опасность осталась позади, девушку запоздало охватила нервная дрожь. Настя обхватила себя руками, пытаясь успокоиться. Кошмарные воспоминания о том, как привратница просто выкачивала силу у ведьмы, не давали покоя, и ведьма уже несколько раз украдкой проверяла, искрят ли пальцы.

Настя мало что знала о освященной земле: у себя дома из уважении к наставнице, девочка никогда не проявляла Силу внутри монастырских стен. Да и в обычной жизни всегда предпочитала скрывать свои способности.

Гнедой замедлился, а потом и вовсе остановился. Левшин соскочил с коня и помог Насте спешиться.

— Здесь отдохнем, — распорядился измайловец, снимая седло и бережно кладя его на землю.

Девушка с наслаждением прошлась по небольшой поляне, окончательно приходя в себя и разминая затекшее тело, потом обернулась к своему спасителю.

— Как вы оказались у монастырских стен? — спросила она, нарушая явно затянувшееся молчание.

Левшин улыбнулся.

— Я посты расставлял. Вижу: отец Гришки вас на руках несет, и в карету. Я за каретой и поехал. Не тот человек Петр Григорьевич, чтобы просто так девушек на руках носить. Думал, он вас спрятать хочет, а он сюда и монахиням отдал.

Саша присел на огромный, покрытый мхом валун и вопросительно посмотрел на Настю, явно ожидая, что девушка расскажет, что произошло с ней в монастыре и почем у им пришлось так нестись сломя голову.

— Они меня в монахини постричь хотели на заутрене, — глухо отозвалась та. — И Силу мою забрать.

— В монахини? — ахнул Левшин. — Но как такое возможно? Ты же фрейлина государыни!

От волнения измайловец перешел на «ты», впрочем, Настя этого и не заметила.

— Петр Григорьевич прошение подал, чтобы меня как невесту его сына из списка исключили, и за собой позвал, — пояснила она. — Я от него убежать хотела, но упала…

— А он в скит, где у него дочь монахиней… и на постриг! Хитер старик! Ведь если бы даже Белов тебя нашел…

— Гриша не смог бы ничего сделать, — кивнула девушка, стараясь говорить ровно. — Никто бы не смог, даже сама императрица.

Она осеклась. От сознания того, что Левшина могло бы и не оказаться рядом становилось страшно. Девушка хотела вновь пожалеть, что судьба столкнула её с преображенцем у ворот дворца, но не смогла. Наоборот, она была признательна тем силам, которые свели её с Григорием. Именно теперь Настя поняла, что не собирается отступать, и что ей просто необходимо вернуться в Питерсхофф к своему Волку.

К тому же еще был Долгорукий… и его желание возвести на престол вымышленного сына сестры. Настя ахнула и вскочила.

— Саша, нам идти надо! — воскликнула девушка. — Времени нет рассиживаться!

— Да ладно, — отмахнулся измайловец. — Подождет Гришка, не помрет!

— Да не в Грише дело, а в заговоре против государыни! — Настя торопливо пересказала все, что услышала тогда у оранжереи.

Левшин только присвистнул в ответ.

— Ничего себе! Вот значит кто за всем стоит!

— Это Дмитрий похитил записи Якова Брюса. И нам надо срочно рассказать все Шувалову!

Левшин кивнул и взглянул на белесое небо.

— Ночь уж скоро, но сейчас светло. Пойдем напрямик, через лес, так быстрее. Коня в поводу поведу, устал он.

— Не заплутаем?

— Не думаю, — измайловец вновь положил седло на коня, но затягивать подпруги не стал, лишь застегнул на последнюю дырку, чтоб седло не свалилось. — Пойдем, дорога то не близкая.

Глава 11

До Ропши Григорий добрался достаточно быстро: волчья рысь была предназначена для подобных маневров. Правда, дыхание все-таки сбилось. Раны не до конца затянулись, и после длительного бега голова слегка кружилась, но гвардеец не стал обращать на это внимание. Преображаться в человека Белов не стал. Рыжеватой тенью подкрался к дому, невольно сглотнул слюну от ароматных запахов ужина, витающих под окнами, и прислушался к голосам, раздающимся из гостиной.

Мать своим привычным тихим тоном выговаривала Софье о воспитании детей. Сестра отвечала нехотя, как всегда бывало, когда не хотела ни особо разговаривать, ни грубить. Сам Гриша уже давно бы переменил тему, но мать не замолкала, настойчиво твердя о вреде чтения для девиц. Лукешка то и дело поддакивала матери. Для зверя ее голос казался особенно пронзительным, визгливым.

Сестра сорвалась на особенно дребезжащую ноту, и волк недовольно рыкнул, тряхнул головой.

— Потише вы! — словно в ответ раздался мрачный голос Петра Григорьевича. По всей видимости, отец тоже сидел в гостиной. — Вот раскудахтались, дуры!

Женщины замолчали. Григорий представил себе, как мать сразу же опустила взгляд, Лукешка обиженно надулась, а Софья выдохнула, понимая, что наступила передышка.

— Надо бы Гришку навестить, — младшая из сестер решила сменить тему. — Узнать, как он там.

Волк осклабился и дернул губой — только Лукерьи не хватало в доме Бутурлиных. Хотя, именно ей будет полезно столкнуться с графом Шуваловым. При мысли о том, как сестра испугается, Белов довольно хмыкнул.

— Нечего его навещать, — отрезал отец. — Пусть дурь из башки выветриться сперва!

— А если нет? — вдруг спросила Софья.

— Что нет?

— Если это не дурь?

— А что ж еще? — фыркнул Белов-старший. — Ты эту девку видела? Ни рожи, ни кожи… подержаться и то не за что.

Григорий не сразу понял, что глухое рычание раздавалось из его глотки. Понимая, что выдал себя и что сейчас прибегут слуги, гвардеец неспешно преобразился и поднялся на крыльцо.

— Григорий Петрович! Это вы тут под окнами? — обрадованно воскликнул лакей.

— А вы думали кто? — усмехнулся Белов.

— Так говорят, зверь лютый в Питерсхоффе объявился, мужиков жрет, девок портит…

— Ну ты не девка, тебе-то что бояться? — осклабился Григорий, направляясь в гостиную. — Докладывать не надо, и так все меня слышали. Как, впрочем, и я всех…