Завтрашний ветер

японских солдат (!) было сбросить бомбу и положить

конец войне. Я это сделал. И я должен вам сказать,

что я это сделаю снова, если буду к этому вынужден».

Что можно сказать об этом? Бывает, конечно, вынуж-

денность применять жестокость как самозащиту, но

гордиться жестокостью, даже вынужденной,—это уже

дурно пахнет. В отличие от Трумэна, этот боцман не

гордился тем, что убивал. Он не хотел быть сверхче-

ловеком — он просто был человеком и в своих му-

ках совести был христианнее гордившегося своей на-

божностью бывшего президента. Вряд ли боцман чи-

тал Торо, но уверен, что ему бы понравились такие

слова: «Мне хочется напомнить моим согражданам,

что прежде всего они должны быть людьми, а потом

уже — при соответствующих условиях — американ-

цами...»

Эти слова в равной степени можно адресовать лю-

дям всех наций. А все-таки боцман воевал, хотя и про-

тип своих убеждений. Толстой по этому поводу заме-

тил: «Если бы все воевали только по своим убежде-

ниям, войны бы не было».

РЕЦЕНЗИЯ С ОПОЗДАНИЕМ НА СЕМЬДЕСЯТ ЛЕТ

Но был ли абсолютно прав гениальный писатель?

Действительно, редко удается встретить людей, ко-

торые открыто бы посмели заявлять, что необходи-

мость войн — их убеждение. Мне лично почти не при-

ходилось. Если оглядеться вокруг в хорошем наст-

роении, то может показаться, что нас окружают

сплошь сторонники мира. В Гамбурге я разговари-

вал с бывшим гитлеровским генералом — ныне ми-

лым пенсионным старичком, чей сын занимался в

университете русской литературой. Конечно, генерал

говорил, что воевал против своих убеждений. Он го-

ворил, что не ушел в отставку только потому, что

на его место пришли бы гораздо худшие люди. Ста-

рая теория! Кроме того, генерал говорил, что он тоже

человек, и боялся. Присутствовавшая при разговоре

жена трогательно добавила: «Наш телефон все вре-

мя прослушивался». Генерал говорил, что он ста-

рался сделать все, что от него зависело, для смягче-

ния жестокости войны. Он вспомнил, как под Орлом

лично распорядился выдать рулоны обоев рус-

ским военнопленным, с тем чтобы они могли обмо-

тать свои обмороженные ноги. Ну что ж, спасибо и за

это, хотя почему-то не хочется говорить за это спаси-

бо. Конечно, часть людей, участвуя в несправедли-

вом поп не, делает это не из убеждений, а из страха,

ибо неповиновение наказуемо. Но часть людей все-

ми! участвует в несправедливой войне потому, что

им внушили убеждение в ее справедливости. Не так

давно я приобрел в Москве у букиниста книгу не-

известного мне С. Кузьмина «Война в мнениях пере-

довых людей», изданную в Петербурге семьдесят

лет назад. Саморазоблачительные высказывания не-

которых «передовых» людей, сделавших войну своей

профессией. «Война есть нравственное лекарство,

которым пользуется природа, когда ей не хватает ос-

тальных средств, чтобы вернуть людей на их насто-

ящий путь» (Бисмарк). «Война поддерживает в лю-

дях все великие благородные чувства» (Мольтке).

«Только войной добывается цивилизация» (Мантегац-

ца). «Я советую вам не труд, а войну. Война и му-

жество совершили больше славных дел, чем любовь

к ближним» (Ницше). У войны всегда были не толь-

ко ее прямые исполнители, но и ее оправдатели. Про-

паганда всегда была смазочным маслом военной ма-

шины. Пессимизм, уверяющий, что война в самой

природе человека, опустошающе влиял на людей еще

с древних времен. «Война—это естественное состоя-

ние народов» (Платон). «Война — это творец, нача-

ло всех вещей» (Гераклит). Но эта книга афоризмов

о войне доказывает, что движение за мир существу-

ет столько же, сколько существует человечество.

«Убийства, совершаемые обыкновенными людьми, на-

казываются. Но что сказать о войнах, о бойнях, ко-

гда истребляются целые нации?» (Сенека). Христи-

анский ритор Лактанций, живший в третьем веке, за-

клинал: «Носить оружие христианам не дозволено,

ибо их оружие только истина». Гюго воскликнул: «Об-

щество, допускающее войну, человечество, допускаю-

щее нищету, кажется мне обществом, человечеством

низшим, а я хочу общества, человечества высшего».

Великий француз был прав, говоря в равной степени

о войне и нищете, ибо война — это моральная нище-

та человечества. В Севастополе под ядрами, разве-

явшими романтический ореол вокруг войны, Толстой

сказал людям, как укоряющий учитель детям: «Вой-

на не любезность, а самое гадкое дело в жизни: на-

до понимать это, а не играть в войну». Неистовый

Гладстон гневно швырнул в лицо апологетов войны:

«Милитаризм есть проклятие цивилизации». Ненави-

дел войну Гоббс, но он не верил в возможности лю-

дей уничтожить войну: «Человечество — это волчья

порода, всегда готовая растерзать друг друга». Спен-

сер, наоборот, видел возможность уничтожения войны

в нравственном совершенствовании людей: «Сама

идея, что всякие преобразования могут и должны со-

вершаться лишь мирным путем, предполагает высо-

конравственное чувство».

Семьдесят лет, прошедшие с года выпуска этой

книги, сделали войну гораздо страшнее. Но именно

эти семьдесят лет, включающие в себя опыт двух ми-