Заяц, жаренный по-берлински

– Помнишь, что мне обещал?

– Помню, товарищ полковник. Будет Вам жареный заяц по-берлински.

– Ну, с зайцем-то все понятно. А вот кое с чем другим…, - Трошкин хитро прищурился. – Хочу задать тебе один вопрос…

Ломов пожал плечами.

– Спрашивайте.

Трошкин перевел взгляд с Ломова на Валентину.

– Когда будем свадьбу играть?

Ломов и Валентина, смутившись, переглянулись. Ломов решительно махнул головой.

– Кончится война – и сыграем.

Трошкин шутливо погрозил Ломову пальцем.

– Смотри! Чтобы и это обещание выполнил!

***

У костра помешивал в котелке уху Синдяшкин, на гимнастерке которого тоже сияли три Ордена Славы. Рядом с Синдяшкиным стоял Ломов.

К леску недалеко от полковой кухни подошла рота пехотинцев. Остановившись на привал, солдаты разбрелись в разные стороны. Рассевшись на траве, перекусывали, курили…

Ломов обратил на них внимание. Кивнул на солдат.

– Глянь, вроде, не наши.

Синдяшкин тоже посмотрел на отдыхающих бойцов.

– Не. Я слышал, полку две роты придали. Перед наступлением. Из другой части.

Ломов продолжает разглядывать солдат, находившихся метрах в ста от кухни.

Неожиданно он изменился в лице. Заметив это, Синдяшкин тронул друга за локоть.

– Егорыч, что случилось?

Ломов, словно не слыша его, сделал шаг в сторону солдат. В его глазах смешались сомнение и надежда.

– Не может быть…, - протянул Ломов.

Сорвавшись с места, Ломов направился к солдатам. Синдяшкин удивленно смотрел ему вслед. Ломов шагал все быстрее и быстрее, а затем перешел на бег…

…В леске, в стороне от других солдат, устроился на пеньке… Ваня. Он курил, сидя спиной к подбегающему Ломову.

Ломов с глазами самого счастливого человека на земле летел к сыну. Когда до него осталось 20-30 шагов, Ломов уже ни капли не сомневающийся, что это Ваня, махнул рукой.

– Ваня! Сынок!!!

Услышав голос отца, Ваня вскочил и повернулся к Ломову. Недокуренная самокрутка выпала из руки Вани. На его лице расцвела счастливая улыбка.

– Батя!!! – громко крикнул Ваня и кинулся навстречу отцу.

Сблизившись, они бросились друг к другу в объятья.

Отец и сын стояли, обнявшись. На глазах обоих были слезы радости. Солдаты из роты Вани смотрели на них, улыбаясь.

Отстранившись от Вани, но продолжая держать руки на его плечах – словно боясь вновь потерять сына – Ломов смотрел на него так, будто все еще не верил в это чудо.

– Ваня! Сын… Я поверить не мог… Когда увидел тебя, - Ломов счастливо улыбался.
– Я же получил на тебя похоронку, еще в сорок первом.

Ваня кивнул головой.

– Знаю, батя. Все знаю.

К Ломову и Ване подбежал Синдяшкин с распростертыми для объятий руками.

– Ванюша! – радостно заорал он.

Ваня сделал шаг к нему. Синдяшкин и Ваня крепко обнялись. Жмурясь от радости, Синдяшкин хлопал его по спине своими маленькими ладошками.

– Это ж сколько лет мы не знали… Что ты – живой.

– Да, Иваныч.

Освободившись из объятий Синдяшкина, Ваня стоял между ним и отцом. В глазах обоих поваров горело желание поскорее узнать, почему так случилось. Ваня вздохнул.

– Меня ведь и в самом деле - чуть не похоронили. По-настоящему…

Ломов оглянулся вокруг.

– Да что мы торчим тут, как три пенька? – он кивнул в сторону кухни.
– Пошли к нам - на кухню. Там все и расскажешь. Привал же у вас – большой?

– Да, время есть, - Ваня спохватился.
– Я только взводному скажу.

Ломов хлопнул его по плечу.

– Давай.

Ваня развернулся и побежал к своей роте. Ломов смотрел ему вслед счастливыми глазами…

…Ломов, Ваня и Синдяшкин сидели вокруг костра. Ваня держал в руках кружку с дымящимся чаем. Оба повара слушали его, боясь пропустить хоть слово.

– Под Волоколамском, во время атаки, снаряд разорвался у меня за спиной… Что было дальше – не помню. Но мне потом рассказали…, - волнуясь, Ваня сделал глоток из кружки.
– Осколками посекло всего, живого места не осталось… В общем, приняли меня бойцы из похоронной команды за мертвого. Снесли вместе со всеми – к яме, для братской могилы. Тут я и зашевелился… Меня - сразу в госпиталь. Почти два месяца пролежал. Пять операций…

Ломов и Синдяшкин сочувственно вздохнули.

– Потом повезло – вернулся в родную часть, - Ваня посмотрел на отца.
– Там и узнал, что тебе на меня отправили похоронку…

Ломов грустно покачал головой.

– Сразу написал тебе, что ошиблись. Живой!
– Ваня вздохнул.
– А в ответ – тишина. Я и Варе писал… И от нее письма не дождался.

Ваня обвел Ломова и Синдяшкина проницательным взглядом.

– Ну, я сразу и понял. Что все вы ушли на фронт.

Ломов согласно кивнул.

– Так и было. Сначала мы с Иванычем. Потом - Варя.

– Значит, все мои письма так уже четвертый год в почтовых ящиках и лежат…. – спохватившись, Ваня вскинул голову. Он заметно волновался.
– А Варя? С ней все в порядке? Где она?

Синдяшкин похлопал его по плечу.

– Да в порядке, в порядке! В медсанбате она, сестрой. А дивизия ее сейчас где-то в Польше. Кончится война – свидитесь! А пока…, - Синдяшкин полез в карман гимнастерки, достал из него сложенный двое конверт и протянул его Ване.
– Тут тебе и ее полевая почта, и наша.

Глаза Вани, взявшего в руки конверт, радостно загорелись. Он ударил себя кулаком по колену.

– Сегодня же ей напишу!

Синдяшкин снова потрепал Ваню по плечу.

– И я напишу. Что Ванюша воскрес!

К костру подошла Валентина. Увидев ее, Ломов вскочил и, широко улыбаясь, кивнул на сына.

– Валя! Я сына нашел! Живого!

Валентина радостно и удивленно вкинула брови. Ваня тоже встал и приветливо кивнул ей головой.

– Здравствуйте.

– Здравствуй.

Ломов сделал шаг к Ване и обнял его, прижав к себе.

– По ошибке прислали похоронку… Так что праздник у нас! Какого еще и не было!

– Нашли-то вы как друг друга? – спросила Валентина.

Ломов кивнул на лесок, где расположились на привале пехотинцы.