Заяц, жаренный по-берлински
Шрифт:
– Не отпущу! Ты мне для ухи нужна.
***
Заспанный Синдяшкин разжигал костер, над которым висит котел.
К полковой кухне приближался Ломов, с удочкой и ведерком в руках.
Заслышав шаги друга, Синдяшкин обернулся, увидел Ломова и удивленно хмыкнул.
– На рыбалку ходил?
– Ага, - Ломов потряс ведерком.
– Наловил немного. На уху.
Ломов подошел к разделочному столу недалеко от костра, поставил ведерко на землю,
уложил удочку под стол. Синдяшкин снова хмыкнул.
– Ты ж ее сроду не ел. Сколько тебя помню…
Ломов, не реагируя на его слова, занимался
– Знаю, кого ты решил попотчевать…
***
Синдяшкин стоял у палатки хозчасти с надорванным конвертом в одной руке и письмом в другой. Шевеля губами, читал его. Улыбался.
Ломов нетерпеливо переминался с ноги на ногу рядом с другом и ждал, когда Синдяшкин расскажет ему о содержании письма.
Синдяшкин перестал улыбаться и растерянно вздохнул. Оторвавшись от письма, он повернул голову к другу. Глаза Синдяшкина были грустными.
– Варя уже не в Москве…
– А где?
– Попросилась на фронт. Сразу следом за нами… Направили сестрой, в медсанбат.
Ломов тоже изменился в лице.
– Вот, значит, как…
– Ночами теперь спать не буду, - сказал Синдяшкин и опустил голову.
Ломов, подбадривая друга, потрепал его рукой по плечу.
– Да ладно, Иваныч. Медсанбат – не передовая.
***
Распахнув шкафчик с медикаментами, Валентина перебирала их в поисках нужного.
В палатку медсанроты зашел Ломов, из-под шинели которого на груди топорщилось что-то очень объемистое. Ломов придерживал это «что-то» рукой. Повар замер у порога. Улыбнулся. Заслышав его шаги, Валентина повернулась к Ломову. Увидев его, тоже радостно улыбнулась.
– Здравствуйте!
– Здравствуйте.
– На перевязку?
Ломов отрицательно помотал головой.
– На перевязку мне завтра.
Он полез за пазуху и осторожно извлек из-под шинели завернутый в тряпицу солдатский котелок с крышкой. Валентина удивленно наблюдала за действиями повара.
Ломов развернул котелок.
– Вот, завернул, чтобы не остыла.
– Что это? – спросила Валентина.
– Уха!
Валентина радостно всплеснула руками.
– Правда?
– Ну, Вы же сказали, что любите… Я и сварил, - Ломов окинул палатку взглядом.
– Куда поставить?
Валентина кивнула на стол.
– Туда!
Ломов подошел к столу, аккуратно поставил на стол котелок и снял с него крышку.
Валентина тоже подошла к столу. Она с восторгом смотрела на янтарную уху в котелке, от которой шел парок. Наклонившись над котелком, медсестра вдыхала ее полузабытый запах. Ломов достал из-за пазухи завернутые в чистые салфетки ложку и несколько кусочков хлеба. Развернув, положил ложку и хлеб на стол.
– Можете кушать.
– Ой, здесь нельзя. Хотя…, - Валентина махнула рукой.
– Когда много работы, нам разрешают.
Валентина уселась за стол и взглянула на Ломова, который нерешительно топтался рядом.
– А Вы? Давайте тоже!
– Не, я пойду.
– Давайте, давайте! – Валентина кивнула на вешалку.
– Снимайте шинель!
…К палатке медсанроты приближался Орехов. Отряхнув валенки от снега, он зашел внутрь…
…Ломов и Валентина сидели за столом напротив друг друга. Ломов – спиной к выходу из палатки. Весело переговариваясь, они ели
уху ложками из одного котелка.На пороге палатки вырос Орехов. Увидев Ломова, он злобно сверкнул глазами. Ревниво и возмущенно передернул плечами.
– Опять этот повар!
Валентина подняла голову и посмотрела на Орехова с досадой, как на непрошеного гостя.
Орехов подошел к столу. Ломов положил ложку рядом с котелком и неторопливо поднялся. Повернулся к Орехову лицом.
На гимнастерке Ломова Орехов увидел Орден Славы 3-ей степени. Капитан изумленно вскинул брови. Хмыкнув, он кивнул на грудь Ломова.
– С каких это пор на кухне стали давать ордена?
Ломов, едва сдерживая улыбку, пожал плечами.
– Случается, товарищ капитан.
Орехов перевел взгляд на стол.
– А это что?
– Уха. Валентина любит. Вот я и решил…
– Понятно…, - Орехов смерил Ломова высокомерным взглядом. – Ты уху принес?
– Принес.
– Ну, так вали обратно – на кухню!
– Есть!
Ломов направился к вешалке за своей шинелью. Валентина с сочувствием посмотрела на повара. Потом - на Орехова, но уже с холодным укором…
…Удаляясь от палатки медсанроты, Ломов шагал в сторону кухни…
…Валентина сидела за столом и молча доедала уху. Орехов расположился на табурете напротив нее – там, где раньше сидел Ломов. Капитан нежностью смотрел на Валентину.
Она старательно отводила от Орехова глаза.
– Дурак этот повар, - Орехов кивнул на уху.
– Разве путь к сердцу женщины лежит через это?
Валентина вскинула голову и посмотрела на Орехова с обидой за Ломова.
– Да откуда Вам знать, через что он лежит?
Опустив глаза, Орехов грустно вздохнул.
***
Ломов и Синдяшкин стояли у костра, готовясь снимать висящий над ним котел, в котором что-то варилось. В воздухе - совсем близко - гремела артиллерийская канонада.
Из-за палатки хозчасти вынырнул лейтенант Могилевец. Он быстро шагал к поварам. Приближаясь к ним, Могилевец крикнул на ходу.
– Фрицы накрыли кухню второго батальона!
Повара повернулись к лейтенанту. Могилевец остановился рядом с костром и со злостью махнул рукой.
– Только повара собрались раздать по ротам обед, а тут - артобстрел… И самих поубивало, и бойцов - которых прислали за пищей.
Ломов и Синдяшкин сочувственно покачали головами.
– Зампотыл приказал доставить обед на передний край с нашей кухни, - оправдываясь, Могилевец развел руками.
– У меня людей нет… Так что придется вам самим, мужики.
Ломов и Синдяшкин переглянулись. Ломов решительно рубанул ладонью воздух.
– Самим так самим. Голодными бойцов не оставим!
***
Немецкие снаряды рвались совсем рядом с нашими окопами – то перед ними, то позади.
На командном пункте, накрытом маскировочной сетью, находились командир роты капитан Реутов и старшина роты старший сержант Панин. Оба вели огонь по наступающим немцам. От командного пункта роты в разные стороны тянулись окопы взводов. Бойцы в окопах тоже стреляли по фрицам, которые находились в 100-150 метрах от наших позиций. Наступающие немецкие пехотинцы «жались» к танкам, которые время от времени гулко стреляли из башенных орудий.