Зазеркальная империя. Гексалогия

«Прочь, прочь отсюда! – Он с гадливостью оглядел убогое жилище, не вызывающую симпатий женщину, с которой делил ночь и постель. – Но для начала – привести себя в порядок!..»

Он долго плескался под рычащим и фыркающим душем, с наслаждением впитывая тепловатую воду, уносящую усталость, последствия неумеренного возлияния и непонятное раздражение. К концу процедуры молодой человек чувствовал себя совсем другим. А уж когда растерся докрасна махровым полотенцем, ощутил такой прилив сил, что воспоминание о соседке по постели уже не вызывало такого отвращения, как вначале.

«Жизнь продолжается… – думал он. – С чего это я взял, что все на свете так плохо?..»

Молодой желудок требовал пищи, на ум пришел некий веселый мотивчик, и поручик не сразу понял, что в запертую дверь крошечной душевой давно уже стучат.

– Я сейчас! – весело крикнул он, выдавливая на палец зубную пасту (ну не мог он преодолеть брезгливости и воспользоваться чужой щеткой!) и остро сожалея при этом об отсутствии бритвенных принадлежностей: с двухдневной щетиной, как какой-нибудь бродяга… Фу, моветон! – Одну минуту!

Он распахнул дверь и заключил бледную хрупкую женщину (косметику она уже успела стереть или, наоборот, поправить) в объятья, мучительно пытаясь вспомнить, как же ее зовут – Лиза, Галя, Тая?..

– Сашенька, мне страшно! – прижавшись к его груди, бормотала женщина. – Что это, Сашенька?

– О чем ты, милая? – нашел офицер нейтральный выход из ситуации с алкогольным склерозом. – Чего ты?

– Разве ты не слышишь? – истерично выкрикнула ночная подруга. – Что это?!

И только теперь он понял, что мощный рык не стих даже тогда, когда он выключил воду. Давящий звук несся с улицы, из-за закрывающих окно занавесок.

«Землетрясение, что ли?..»

Одним прыжком Александр оказался у окна и распахнул шторы, не думая о, возможно, обрадованном его движением снайпере, скучающем на соседней крыше. И оторопел…

Окно квартиры безымянной до сих пор подруги выходило на проспект Бабура. Но не это волновало сейчас мужчину.

По непривычно вымершей улице, ревя моторами так, что дребезжали в окне стекла, сплошным потоком шла бронетехника: приземистые, длинноствольные громады танков, угловатые самоходные гаубицы с орудиями в походном состоянии, словно вырубленные одним топором броневездеходы, увенчанные крошечными по сравнению с массивными корпусами башенками… Все это перемежалось бесконечными колоннами крытых армейских грузовиков, и снова шли танки… Опытному взгляду не нужны были опознавательные знаки, неразличимые, кстати, под толстым слоем пыли – вся эта техника могла принадлежать только одной державе…

– Что это? – вывел его из прострации женский голос, и Саша понял, что созерцает грозную мощь уже чуть ли не четверть часа. – Не молчи! Что это? Это война?

– Это Россия, – ответил он. – Это – Российская империя…

* * *

– Не могу знать. – Часовой у ворот в расположение полка был сама непреклонность. – Не велено никого пускать!

Да и сам солдат в каске, бронежилете, с автоматом, с примкнутым штыком выглядел необычно. И не только своей довольно странной для «мирного» Кабула амуницией. Такая могла бы выглядеть привычно где-нибудь в горах, в Кандагаре, но никак не в столице, представить прорыв в которую сколько бы то ни было значительных сил врага нельзя было даже в горячечном сне. Но страннее всего выглядело пунцовое от свежего загара лицо солдатика – точно такое же, как было у самого Саши в первые дни его пребывания на афганской земле.

«Чертов новичок! – в сердцах чертыхнулся про себя офицер. – Выслуживается…»

– Вызови кого-нибудь из офицеров, орясина! – вспылил он. – Не видишь, что перед тобой офицер?

– Не могу знать, – упрямо твердил новобранец.

«Ну что ты будешь делать…»

Выручил Бежецкого офицер, выбравшийся из подкатившего к воротам армейского вездехода: тоже в толком необмятой еще полевой форме. Слава богу, не в каске, а в обычном кепи. Но весь перепоясанный ремнями. А на поясе его Саша разглядел знакомый до боли «федоров».

– С кем имею честь? – спросил поручик, когда офицеры обменялись положенными приветствиями, с ног до головы изучая одетого не совсем по уставу незнакомца.

– Поручик Бежецкий, – представился Александр, демонстрируя папку. – Выписан из госпиталя и следую в свою часть. Которая располагается здесь.

– Вы ошибаетесь, – покачал головой офицер. – Здесь располагается моя часть – Восемнадцатый Екатеринбургский пехотный полк, а всех наших офицеров я знаю в лицо.

– А где же драгуны?

– Понятия не имею, – пожал плечами поручик. – Вероятно, вам это могут сообщить в штабе. А мне позвольте откланяться – служба-с…

Бежецкий остался снова один на один со злорадно ухмыляющимся часовым.

«Черт те что! – поручик тяжело переживал свое бессилие. – В штаб? Позорище… Собственную часть потерял…»

И Саша зашагал в сторону «сеттльмента»: он хорошо знал, где живет Грум-Гржимайло…

* * *

– А-а-а, поручик! Проходите, проходите… Кстати, поможете…

Квартира полковника, ранее выглядевшая островком России посреди азиатчины, теперь напоминала поле боя. Вся заставленная коробками, свертками, заваленная мятой бумагой, рулонами клейкой ленты и прочими упаковочными материалами, она походила на что угодно, только не на жилище российского офицера.

– Берите вот эти вазы и обматывайте бумагой. – В руки Бежецкого лег огромный рулон бумажных полотенец. – Не дай бог поколются в дороге – Люсенька мне этого не простит!

– А где ваша хозяюшка? – поинтересовался Саша, стараясь наматывать бумагу как можно аккуратнее, хотя получалось неважно: она плохо держалась на гладкой поверхности фарфора.

– В России голубушка моя, – вздохнул полковник, запихивая последний комок бумаги в большой фанерный ящик и водружая на него крышку. – Вчера звонила. Верите – нет, Саша, а я вот жду не дождусь, когда снова с ней увижусь. Тридцать лет прожили душа в душу, последние пятнадцать – неразлучно. Тут и день врозь вечностью покажется…

– Отчего же она вас покинула, Петр Михайлович? Неужели здоровье?

– Типун вам на язык! – Полковник размашисто перекрестился. – Здорова моя ненаглядная и вам того же желает. Просто отправил я ее вперед, а сам вот задержался, чтобы вещи к отправке подготовить. Можно было, конечно, и поручить кому-нибудь, да разве будешь спокоен? А вещичек за четыре года здешнего нашего жилья поднакопилось изрядно…

– Погодите, Петр Михайлович… Вы в отпуск?

– Нет, поручик, – Грум-Гржимайло старался не смотреть на своего подчиненного. – Насовсем.