Зазеркальная империя. Гексалогия

– Переводитесь?

– Нет… Да вы что – ничего не знаете?

– Я только что из госпиталя… Вот, снова в полк.

– Нет полка, Саша. Нет, он есть, конечно же, но… Полк отводится в Туркестан на переформирование. Будет дополнен до штатного состава, а затем… А что затем – не знаю. Возможно, в Туркестане и останется, возможно – вернется сюда. Да мне это, собственно говоря, уже безразлично.

– Почему?

– Я подал в отставку, Саша. И отставка уже принята.

– Почему?!

– По причине несогласия моего с нынешней политикой в Афганском вопросе. И личного несогласия с новым командующим.

– А разве?..

– Да, командует теперь Особым Запамирским корпусом другой человек. Генерал-лейтенант Юсупов. А Василий Никитович отозван в Санкт-Петербург.

– Как же мне быть?

– Как быть? – Полковник отобрал у Александра папочку с документами, которую тот продолжал держать под мышкой, и бегло пролистал. – Вы, дорогой мой, имеете право на отпуск по ранению. Вот тут черным по белому написано. Выправляйте недополученное жалованье… Помнится, месяца за три казна вам должна… И – домой. Поскольку вся полковая канцелярия уже в Ашгабате, можно оформить проезд в штабе корпуса.

– Но я бы хотел…

– А вот догонять полк не советую, – покачал головой Петр Михайлович. – Переформирование – гиблое дело. Уж поверьте моему опыту. Тем более что Ашгабат – такая дыра, даже по сравнению с Кабулом, что рады вы не будете. Лучше уж проведите пару месяцев дома, отдохните, наберитесь сил… А там, может быть, что-нибудь вам кто-нибудь посоветует… Например, вернуться в гвардию, – подмигнул полковник, отставляя ящик в сторону.

– Я хотел бы продолжить службу, – сказал Саша.

– Воля ваша, – вздохнул полковник. – Но я уже ничем вам помочь не могу. Штаб расположен на прежнем месте… А, принесли! – обрадовано вскричал он, бросаясь навстречу двум солдатам, тащившим пустые ящики. – За смертью вас только посылать!..

15

Пустоватый ранее штаб корпуса было не узнать: снующие туда-сюда озабоченные офицеры, писаря с толстенными папками и кипами бумаг в руках, барышни, выбивающие на клавиатурах машинок пулеметные трели… И такие же, как Бежецкий, бедолаги, пытающиеся разобраться в этой круговерти.

Хлыщеватый, отутюженный штабс-капитан с серебристым адъютантским аксельбантом соизволил заметить поручика лишь спустя двадцать минут. Еще минут пять он с некоторой брезгливостью изучал изжелта-бледное лицо визитера в пятнах прикипевшего надолго загара, смотрящегося теперь неумелым гримом, вероятно, перебирая в уме причины такой окраски: природная аномалия, беспробудное пьянство, заразная болезнь… Его-то цвету лица мог позавидовать любой рекламный персонаж.

– По какому вопросу… э-э-э… поручик?

– Представление командующему.

– Фамилия?

– Поручик Бежецкий.

Адъютант склонил напомаженный безупречный пробор к толстенному гроссбуху, открытому на одной из первых страничек, и провел холеным пальцем с аккуратным («Не иначе маникюр!») ногтем вниз по списку.

– Да, есть такой. Увы, Роман Сергеевич принять вас никак не сможет. Пожалуйте к генералу Коротевичу, его заместителю. Михаил Дионисиевич вас ждет. – Штабс-капитан поднялся из-за стола и приоткрыл дверь. – Прошу.

– А, Бежецкий! – Пехотный генерал-майор лет сорока пяти оторвался от разложенных перед ним на столе бумаг. – Ждал, ждал… Проходите, присаживайтесь…

Александр пожал плечами больше про себя, чем напоказ, и присел на новенький раскладной стул защитной окраски – венские стулья и прочее «цивильное барахло» исчезло из бывшего кабинета Мещерского, словно по мановению волшебной палочки, сменившись подчеркнуто-армейскими атрибутами: раскладной мебелью из гнутого дюраля и брезента, полевой рацией на углу стола… Даже электрический калорифер, ранее стоявший в дальнем углу, теперь заменяла, похоже, не растопленная еще ни разу жестяная печурка с девственно чистой защитного цвета эмалью на блестящих боках. Да и сам хозяин кабинета, как бы это половчее выразиться, производил впечатление новенького, только что вынутого из коробки оловянного солдатика. Форма с иголочки, разве что не похрустывающая крахмальными складками, лаковый ремень портупеи, туго перетягивающий камуфляжную грудь с тремя сиротливыми наградными колодками – поручик не особенно приглядывался, но, кажется, что-то юбилейное, сияющие будто новенькие империалы звезды на матерчатых погончиках. Некоторое нарушение полевой формы, однако заместителя свежеиспеченного командующего Особым Запамирским корпусом можно было понять: золотые погоны на камуфляже – моветон; повседневный, тем более парадный мундир такому «боевому» генералу не к лицу, а зеленые эмалевые звездочки на того же колера полосках ткани не всякий и разглядит…

«Петух столичный, – нарушил, хотя бы и в мыслях, субординацию Саша. – Фазан. Распустил перья… Перед кем собрался красоваться? Курочки тут достоинства петухов определяют с первого взгляда…»

Но тут же ощутил раскаяние: давно ли сам был таким же петушком, красующимся новенькими «перышками». Даже не петушком, а цыпленком…

Увы, раскаяние тут же испарилось без следа, стоило перехватить взгляд командующего, с неприкрытой завистью разглядывающего «Станиславскую» колодку на Сашиной груди – алую, окаймленную белым и перечеркнутую серебряным крестиком мечей эмалевую полоску. На таком же новеньком, как и у генерала, камуфляже она смотрелась очень эффектно, и поручику это было хорошо известно.

«Падок до наград генерал, падок…»

– Наслышан, наслышан, – почти в тон Сашиным мыслям нарушил затянувшуюся паузу генерал. – И не могу не поздравить. В таком нежном, я бы сказал, возрасте, в таком чине… Поздравляю, поручик, поздравляю.

– Благодарю, ваше превосходительство.

– Слышал, что у вас… – генерал тут же поправился, – у нас тут с этим делом просто?

– С каким, ваше превосходительство? – сделал вид, что не понял, поручик.

– Ну… С орденами, с чинами…

– О да! – без улыбки кивнул головой Бежецкий. – Весьма просто. Очень даже просто. Как за водой сходить.

И тут же перед мысленным взором встали бурые голые скалы с дрожащим над ними воздухом. Неестественно – у живого так не получится – вывернутые «по третьей позиции» рубчатые подошвы горных ботинок, торчащие из-за плоского камня в нескольких десятках метров от укрытия, простреленная фляга, по боку которой бесполезно сползает на раскаленный камень прозрачная капля. И сверкает в солнечном луче, как бесценный бриллиант…

– Вот и я говорю! – обрадовался, не уловив в словах офицера и тени иронии, генерал. – Будут у нас еще и ордена, и чины… У меня к вам предложение, Александр Павлович, – внезапно сменил он тон на сугубо деловой. – Переходите-ка ко мне в штаб.

«Надо же, – усмехнулся про себя Саша. – Почти слово в слово… Чем это я командирам так нравлюсь? Нос себе сломать, что ли…»

– А что? – не унимался генерал. – Часть ваша, – он презрительно хмыкнул, – расформирована.