Зеленая кровь

– Сонина с ним?

– Ты же знаешь, что он исчез.

– Не говори ерунды. Он вышел в туалет.

– Куда?
– Как это мне не пришло в голову? Вот ведь...

Я опять бросил трубку. И, убегая, услышал, что он звонит снова.

Едва не столкнулся в дверях с Таей.

– Хлебников говорит, что он в туалете. Поняла ли что-нибудь Тая? Такой у нее вид... Туалет в конце коридора. На первом этаже. Как с лестницы спустишься - сразу направо. Пусто. Руфина оказалась самой трезвой.

– Саша, я позвонила вахтеру. Он утверждает: выходил мужчина.

Но я еще не верил, я не мог поверить, что Михаил ушел из корпуса. Куда? Зачем? Откуда у него силы? Пальто... Я так и не посмотрел - на месте ли его пальто.

И снова бегом на второй этаж. Сердце колотится уже где-то у горла. Сколько прошло минут? Пять? Десять?

В шкафу висело только одно пальто. Мое.

В ту же секунду я услышал нарастающий рев сирены "скорой".

Хлебников недаром гордился своим умением водить машину. В этот ночной час на улицах было пусто, и Хлебников, не обращая внимания на светофоры, выжимал из своей "Волги" все, что можно. За нами с истошным воем, предупреждая катастрофу, неслась "скорая".

– Куда ты так гонишь? Он на трамвае будет добираться минут двадцать.

– Какие сейчас трамваи? Взял такси.

Рядом с трамвайной остановкой у института - стоянка такси. Круглосуточная. А если он взял такси, то уже дома. И тогда дорога каждая минута.

Но что же произошло? Конечно, он привил себе эту проклятую зооксантеллу или что-то в этом роде когда-то раньше - это ясно, у него же кровь брали мы, и не раз, и в городской поликлинике - при обследовании перед экспериментом. Где он ее привил и когда - не столь уж важно, может, в том же Институте эмбриогенеза. Клеточную культуру он ввел себе, разумеется, в огромном количестве - таково одно из двух условий "феномена Бэрнета - Феннера". Но на что он надеялся? Слепая удача, один шанс из миллиона... "Я знаю одного тирана - тихий голос совести..."

Симбиоз, разумеется, не состоялся, зеленые клетки из кровотока вымылись или были уничтожены лейкоцитами. Но, видимо, не все. Часть зеленых клеток все же застряла, удержалась, видимо, в соединительной ткани. А может, и в лоханках печени - не в этом суть. Но вот знал ли он сам об этом? И как ему все это удалось скрыть от Наташи? Но если он точно знал, что зеленые клетки в крови не сохранились... Значит, появились против них антитела? Да, так, третьего не дано; третьего решения иммунология не допускает. А если так... Как он сформулировал первое условие "феномена Бэрнета-Феннера"? "По отношению к данной клеточной культуре в организме не должно быть никаких специфических антител..." Вводить вторично зеленые клетки он, конечно, не решился - это уж явное самоубийство: анафилаксия[21], мгновенный шок... Значит, надеялся, что зеленые клетки в организме все же закрепились? Вот почему он загорал под кварцем - откуда у него такой вид спортсмена с юга: надеялся вызвать спонтанный митоз зеленых клеток... Но это же... та же самая анафилаксия! Какая разница: ввести зеленые клетки вторично или заставить их размножаться спонтанно? Исход один... Но нет, что-то тут не то. Очевидно, он видел еще какое-то решение - именно то самое третье решение, которое классическая иммунология не предусмотрела. Вопрос в одном: существует ли это третье решение в природе? А если не существует... Митоз или анафилаксия. И вот в этой-то дилемме третьего действительно не дано...

Не могу представить: отлично зная... пятьдесят на пятьдесят? Все девяносто девять и девять, наверное, за анафилаксию, - а он раз за разом облучается под кварцем... Раз за разом! "Я знаю одного тирана..." И тут я подвернулся со своей гермокамерой и углекислой атмосферой. Да, теперь мне его логика понятна: раз у нас в углекислой атмосфере симбиоз состоялся по внешним метаболическим связям - по всем этим трубопроводам и фильтрам, то почему он не должен состояться в организме? Внутри организма... Да, теперь мне ясно, что произошло, когда мы подключили фитотрон: углекислая атмосфера плюс интенсивный свет... Даже если в организме сохранился всего десяток зеленых клеток... Каждый следующий цикл деления - даже не геометрическая прогрессия, а лавина! Ведь каждая клетка при митозе делится на четыре, а то и на восемь частей... Все понятно: вот на что он надеялся. Одно непонятно: почему в таком случае не произошло анафилаксии? А раз не было анафилактического шока... Адаптация? И не кома, выходит, и даже не отравление, а... адаптация? Так вот почему он сбежал из бокса, когда услышал, что я хочу сделать ему переливание крови: надеялся на адаптацию, любой ценой, но довести опыт до конца чистым. Вот откуда у него взялись силы на бегство из бокса...

Мы проскочили переулок - столько лет здесь не был, забыл. Хлебников, почти не снижая скорости, развернулся на перекрестке, следом за нами такой же пируэт сделала "скорая", и мы подлетели к большому старому дому.

– Подожди меня здесь, - остановил я Хлебникова.
– Врачей тоже задержи. Если он здесь, я вернусь.

Длинный звонок перебудил, разумеется, всех жильцов квартиры, долго не открывали. Потом кто-то, судя по голосу - женщина, спросил: "Вам кого?"

– Куницыных.

Загремел засов, щелкнул замок, дверь приоткрылась - на цепочке. Меня разглядывали. А время идет, идет...

Я решил выяснить сразу:

– Михаил Иванович дома?

– Нет, - ответила женщина.
– Давно не видели. Но пройдите. Наташа-то точно дома.

Меня пропустили в прихожую - слава богу. Дверь в комнату Куницыных справа, со стеклянным витражом. Темно. Спят. Я постучал.

– Наташа!

– Кто?

Наташа. В голосе испуг. Неужели... Но куда он мог уехать?

Я не знал, как себя вести. Спросить о Михаиле прямо, "в лоб"? Невозможно. Эта новость ее убьет. Но как тогда выяснить?

Открылась дверь. Наташа - заспанная, с растрепанными волосами, в халате... Вот, оказывается, ты какой можешь быть...

– Ты? Так поздно?

– Прости, Наташа.

– Михаил?
– Она обеими руками вцепилась в мое пальто. Халат раскрылся...

– Да нет, что ты! Просто вот увидел тебя, и все как-то перевернулось вдруг... Я ведь помнил о тебе все эти четырнадцать лет. Помнил, а зайти не решался. А вот сегодня увидел... Ты очень расстроена моим дурацким визитом?

Я медленно отступал к двери. Я ей говорил, говорил что-то... Пока она, уже у самой двери, не отпустила мое пальто. Вряд ли она что-нибудь поняла из моего бессвязного бормотания. Решила, наверное, что пьян.

Хлебников стоял у "скорой". Я подбежал, перевел дыхание:

– Нет его. Не появлялся.

Хлебников посмотрел на часы. Я тоже. Два часа тридцать минут. Если я с периодами митоза не ошибся... Опоздали. Одна надежда, что деление зеленых клеток без света затормозится. Но если он вздумал где-нибудь загорать... Куда он мог сбежать?

Издалека, от Советской площади, послышался вой еще одной сирены "скорой". Везут донорскую кровь. А вдруг он все же поехал на трамвае?

– Гриша, я однажды из института в это время ехал на трамвае. У них там какой-то дежурный вагон - всю ночь ходит.

– Ясно, - сказал Хлебников. И - в приспущенное стекло "скорой": - От вас можно связаться со станцией? С вашим диспетчером?

Ему протянули трубку - от рации.

– Диспетчер? К вам не поступало сообщений о Куницыне? По нашим предположениям, он должен ехать от Экологического института до Советской площади на дежурном трамвае... Нет? А вы можете оповестить? Оповестили? Все бригады? Они знают, что надо делать? Это хорошо.

Подъехала вторая "скорая". Из нее выскочил врач. Подбежал к нам.

– Нашли?

Хлебников вернул трубку рации в машину и отрицательно покачал головой.

– Может, сообщить в милицию?
– предложил я.

– Мы и так подняли тарарам на весь город, - раздраженно ответил Хлебников.
– Еще не хватало милиции! В институте он, некуда ему больше податься. Если нет дома, значит, в институте. Поехали.

Он пошел к своей машине.

– Вы куда?
– спросил врач со второй "скорой", молодой довольно, видел я его, кажется, однажды на станции - когда искал Михаила.