Зеленая кухня, или Самый опасный рецепт

— Пожалуйста, не делайте ничего такого, — попросила я, надеясь, что Аррен все-таки откликнется на мою просьбу. — Потому что я вижу в вас не того, кого видят все остальные. Другого человека, хорошего.

И добавила шепотом, понимая, что с этими словами переступаю какую-то очень важную грань в своем сердце:

— И не хочу его потерять…

Некоторое время Аррен молча смотрел на меня, словно пытался поверить, что услышал именно то, что было сказано. Затем он отставил чашку и сказал:

— Вы не потеряете, Джейн. Не бойтесь.

И я поняла, что верю ему.

И сделалось легче.

* * *

Аррен

Особо важные растения я держал в одной из комнат: окна были тщательно зашторены, чтобы не пропустить ни капли солнечного света, особые артефакты работали под потолком, перегоняя воздух, чтобы в помещении всегда царила ровная прохлада. Закончив чаепитие с Джейн и отправив девушку отдыхать, я пришел сюда, к горшкам и листьям.

Мне надо было успокоиться.

Ламбелин, который является основой для зелья, способного просто отключить человеческие почки и вызвать мучительную смерть, я раньше высаживал в феврале, но в этом году убедился: лучшее время для ламбелина это апрель. Зеленые стебли, усеянные плотными круглыми листьями, росли просто стремительно — под лампой и с необходимым увлажнением. Надев перчатки и вооружившись ножницами, я срезал несколько верхушек, растер в пальцах и ощутил сладковатый запах: еще два дня, и ламбелин можно будет срезать и упаковывать в специальные металлические ящики. Дозреет, выпустит соки — вот и зелье готово.

Надо же, “я вижу в вас хорошего человека и не хочу его потерять”. Я усмехнулся — это было непривычно и странно. Когда живешь с репутацией монстра, то привыкаешь к тому, что от тебя не ждут добра, и это не пугает и не мучает. От разбойников с большой дороги тоже не ждут светлых порывов души — а для всего света я был гораздо хуже такого разбойника.

И вот Джейн. Джейн-из-реки, которая как-то вдруг стала для меня не просто девушкой в отчаянии.

Увлажнив ламбелин, я сменил перчатки и направился к ящику с паларгониями: почуяв мой запах, эти шипастые шары шевельнулись, выпуская длинные серебристые иглы. На кончиках проступили прозрачные капли; взяв пузырек, я аккуратно стряхнул их внутрь, помахал рукой, улавливая запах. Отлично, почти вызрело. Армастомы в соседних горшках уверенно пошли в рост после пересадки — цветоносы появятся через пару недель. Я давно понял: если армастома не растет, то не надо ее пичкать удобрениями, от этого только корни разрастаются. Нужно пересадить в большой горшок и обработать кремниевым удобрением — армастома его любит.

Что, если и правда купить тот участок? Пусть Джейн спокойно живет по соседству, мы будем ходить друг к другу в гости, жарить мясо на берегу реки… Она станет работать, постепенно создаст хорошую репутацию, и все забудут о том, что с ней случилось, как забыли о том, кем я был раньше.

Может, так будет правильно? Я не знал.

Серебристый шар мгновенной связи качнулся на подставке — ожил, зазвенел. Я насыпал армастоме несколько гранул удобрения и произнес:

— Аррен Эленбергер здесь.

— Ну что, травишь помаленьку?

Голос его величества Генриха прозвучал так, словно владыка лично вошел в комнату. Я пожал плечами. Прошел к маленьким горшочкам со златосмертником: ага, уже первые завязи. Прекрасно.

— Только по вашему приказу, государь. И не травлю, а служу правосудию в вашем лице.

Генриху надо было льстить. Король был неглуп, но обожал подхалимов, которые говорили самую грубую лесть с самым искренним и сдержанным выражением. Сначала я не знал, как сдержать улыбку, потом привык.

— Как травки?

— Прекрасно, ваше величество. Армастома пошла в рост. В прошлый раз сработала замечательно.

В прошлый раз армастомой отравили одну из фавориток, которая с чего-то решила, что сумеет занять место законной жены. Ее величество Алиенора знала о привычках супруга и предпочитала проводить время подальше от столицы, на водах. Можно подумать, минеральные источники спасут ее, если Генрих отдаст приказ об отравлении.

— Что там за девица у тебя в доме?

Вот как. Уже донесли.

Я снова сменил перчатки и прошел к ящичкам с северным хавари. Если от остальных обитателей зеленой кухни мне нужны были вершки, то от северного хавари требовались корешки: порошок из них вызывал неукротимую рвоту, обезвоживание и смерть в течение трех часов после приема.

— Моя ассистентка. Помогает с мандрагорами и прополкой.

Генрих усмехнулся. Появление Джейн ему не понравилось, потому что разрушало мой образ: алхимику и отравителю полагается жить в одиночестве, не тратя время на общение и привязанности.

— Смотри, воли себе не давай, — распорядился король. — А то я знаю, как все это бывает. Сначала она будет полоть грядки, потом ляжет в твою постель, если уже не легла, а там и дети побегут. А работать будет некому.

— Прежде всего я остаюсь верным слугой вашего величества, — ответил я, вытаскивая один из хавари за короткие зеленые листья. Отлично — корнеплод был желтоватый, мясистый, хоть сейчас размещай в учебник. — А что касается личных пристрастий, то вы все о них знаете. Особенно то, как все кончилось.

Король вздохнул. Он и правда все знал — и пришел с предложением, от которого нельзя отказаться, как раз в ту минуту, когда я был в полном отчаянии. Можно сказать так: его величество Генрих протянул мне лопату, которой я зарыл свое прошлое.

— Одного дурака надо проучить, — произнес Генрих, и я понимающе кивнул: наконец-то дошло до дела. — Завтра он должен выпить бокал вина, а затем начать бесноваться, как одержимый. Убивать не хочу, но вот отправить в деревню на покой — отправлю.

Я нахмурился, прикидывая, как можно исполнить владыческую волю. Зерна двухворки вызывали галлюцинации, а настойка шерна развязывала язык, но сочетать их надо было крайне осторожно.

— Только крепкое вино, чтобы замаскировать запах, — сообщил я. — У вашего заказа он особый.

— Отлично, — мне показалось, что король улыбнулся. — Действуй. Посыльный приедет утром.

* * *

Джейн

— Что-то он больше не растет.

Трицветок плевать хотел на удобрения, а его листья начали обретать желтоватую кайму. Я в очередной раз заглянула в книгу: автор писал, что некоторая желтизна по краю листвы вписывается в границы нормы, но я понимала, что не справляюсь с делом. Мандрагоры, которые после вчерашнего побега одной из своих родственниц теперь относились ко мне спокойнее, покачали листвой. Одна из них, бугристая и толстая, приподнялась над грядкой, скептически посмотрела на горшок с трицветком и вздохнула: