Зелёная земля

я вставал под зелёное знамя,

я молился зелёной звезде.

Это Вам, моя вольная птица,

наказанием звать благодать,

сомневаться, стыдиться, молиться,

улетать – и опять прилетать.

* * *

Две бури встретились в окне

и погибают в поединке.

А мы весь вечер варим льдинки

с тобой на медленном огне.

Зачем? Затем, что жизнь мала,

затем, что непонятно небо,

затем, что разные дела

вокруг топорщатся нелепо,

и в ступке плещется вода,

и вечно бьёт баклуши время,

и – за бирюльками старея -

всё спорят счастье и беда,

что тут нарочно – что всерьёз,

что даром – что имеет цену,

и где тут блеск напрасных слёз,

а где – иголки в стоге сена…

И может ли пустяк в парче

и золоте ещё увлечь Вас,

когда малюсенькая вечность

на Вашем плачется плече?

* * *

В захламленном прошлом… а впрочем, мы выбросим хлам:

посмотрим на небо – всё ближе оно, всё родней.

И, если ты хочешь, я выстрою маленький храм

на месте надежды, безвидной надежды моей.

Я выстрою храм – что-то вроде кормушки для птиц:

верёвочка, значит, дощечка… и весь разговор -

затем, чтоб однажды нам было с тобой где спастись

от всякой напасти, от всякого взгляда в упор.

На месте надежды, безвидной надежды моей -

наверно, последней надежды на этой земле -

я выстрою маленький храм на рабочем столе:

над сумраком всех моих грозных бумажных морей.

Я выстрою храм – ты узнаешь его без труда:

у самого синего моря, над бездною вод -

и, может быть, будешь сюда прилетать иногда

сушить свои крылышки после больших непогод.

* * *

Меня преследует звонок -

Ваш: ниоткуда возникая

то в тонком, с ложечкой, стакане,

то рельс трамвайных поперёк,

то разрывается стеклом

почти над самой головою,

то – музыкой полуживою

в каком-то доме нежилом.

Меня преследует звонок,

беспечною своей стрелою

разящий всё напропалую

вокруг меня и между строк,

и держит ироничный рок

меня на золотистой нити

и говорит: «Пляши, дурак!» -

и я пляшу, да всё не впрок:

Вы никогда не позвоните.

* * *

Как хочешь – так и буду говорить:

мне всё равно, каким далёким словом

пройтись по легкомысленным основам

неуловимейшего бытия!

А правда – не твоя и не моя,

она ничья, и влюблена в свободу,

и тянет через небо за собою

прямой и бесконечно светлый след.

Не знаю, объясню я или нет

тебе, что имена всегда излишни,

что светлый след – всё выше он и выше:

закинешь голову – бросает в шат,

что нам с тобою не принадлежат

ни улица, ни дом, ни день недели,

ни самые безумные идеи,

ни самые беспечные слова.

* * *

Сочтя непогоду за благо -

вот повод остаться вдвоём!
–

гуляет ночная собака

с хозяином, богом своим,

и в снежной колючей шипучке

она, огибаючи лёд,

на цыпочках и на цепочке

хозяина рядом ведёт.

Нисколько мы не замерзаем -

нам, дескать, и так ничего,

мой лучший на свете хозяин,

заснеженное божество!

Нисколько мы не одиноки:

меж нами струна поводка -

а что ещё нужно собаке,

тем паче что жизнь коротка?

Но тут ты внезапно зашторишь

окно – и исчезнешь из глаз:

ах, шторы годятся на то лишь,

чтоб вечно обманывать нас -

лишаючи всякого знака

невидимого бытия!

И только вздыхает собака,

ночная собака твоя.

* * *

Далёкий путь у мыслей горьких

и много времени и сил.

Вот страшный год на двух восьмёрках

откуда-то приколесил.

Две вечности… куда как много!

Четыре ровные петли:

два чёрта, стало быть, два Бога

и по два – неба и земли.

А выбрать не из чего… где там!

Да как-то я и не готов:

управиться б с минувшим летом,

с букетом высохших цветов,

с четверостишьем – невесёлым

и ускользающим, как дым…

С одним невысказанным словом.

С воспоминанием одним.

* * *

Что-то с неба упало и снова взлетело

с зеленеющей веточкой наперевес -

ничего, это просто заблудшая тема

старой веры в далёкую милость небес:

привиденья – они мастера возвращаться,

рукавами махать да вздыхать невпопад!

К месту древних огней пробирается счастье

и на месте огней застаёт снегопад.

А вон там – ошибаясь и путая адрес -

из совсем уж нездешних времён Никогда

по задворкам крадётся Прости-моя-радость,

и пылает над нею чужая звезда.

В переулках гуляют весёлые страсти,

перепутав навеки, где «я», где «не я»,

и теряется небо в огромном пространстве

одного бытия.

* * *

Зима похожа из окна

на Брейгеля: там так же тесно -

там на кусочке полотна

Большое разместилось Детство.

Оно катается с горы

и застывает на морозе

среди размашистой игры

в какой-нибудь прекрасной позе.

И замирают на снегу,

веками не перемещаясь,

то на лету, то на бегу -

Проделка, Выдумка и Шалость.

А мне до них – как до звезды

или до Вашего привета: