Земля Серебряных Яблок

Брут хищно ухмыльнулся. Торгиль выругалась сквозь зубы, в лице Пеги отразилась паника.

— Я спою, — вызвался Джек.

Он знал: остальные перед публикой выступать не привыкли, а самому ему доводилось увеселять слушателей и похуже. Не он ли пел для кровожадных берсерков? По крайней мере, эльфы вряд ли изрубят его на куски, даже если музыка им не понравится.

Троны сдвинули в одну сторону. Эльфы не сводили с мальчика глаз. Видно было, что они с нетерпением ждут песни, и однако ж в этом напряженном внимании Джеку чудилось что-то недоброе. Ну и ладно! Не страшнее же они Фрит Полутролльши, при одном взгляде на которую кровь стыла в жилах.

— Я спою вам сагу о Беовульфе, — объявил мальчик.

Джек знал: на голос ему жаловаться не приходится.

Однако ж не такого отклика он ожидал. Эльфы словно бы остались разочарованы, хотя королева держалась учтиво, а Этне ободряюще улыбалась. Когда песнь закончилась, все захлопали — но как-то без энтузиазма.

— Мне доводилось слыхать эту историю и прежде, — заметила Партолис. — От смертного по имени Драконий Язык.

— От Барда? — пораженно переспросил Джек.

— Ах, вот ведь дерзкий был негодник, — промолвила королева, улыбаясь собственным воспоминаниям. — А кудри, кудри… чистое золото!

Партолон впервые за вечер встрепенулся:

— Прохвост был тот еще, что правда, то правда!

— Тебе просто не нравилось, что он за мною увивался. Да ты никак ревнуешь! — возликовала королева.

— Чушь. За тобой все увиваются: летят как мошки на свет. Было бы о чем беспокоиться! А вот Драконий Язык удрал, стащив толику моей лучшей магии, — проворчал Партолон, вновь погружаясь в молчание.

Эльфы между тем шумно требовали еще историй.

— Клянусь бровями Одина, нечего на меня поглядывать, — буркнула Торгиль. — Не стану я выставляться на посмешище, пусть меня копьем ткнут!

Но вот Гоури присоединил свой голос к общему гвалту, вызывая воительницу. Так что Торгиль, которая на самом-то деле куда как любила пускать пыль в глаза, вскарабкалась на возвышение.

Беда Торгиль в том, думал про себя Джек, что рассказчик из нее никудышный. Она сломя голову кидается в самый разгар событий, а потом вынуждена возвращаться вспять и объяснять подоплеку. Да, истинно поэтические находки у нее случаются, но голос ее звучит так резко и грубо, как будто воительница не столько повествует, сколько ругается на чем свет стоит. С другой стороны, она будет всяко получше, чем Свен Мстительный, который вечно забывает, в чем соль шутки, или Эрик Красавчик, который орет во всю глотку. Викингам ее манера исполнения пришлась бы весьма по вкусу.

Торгиль рассказывала об Олаве Однобровом и его битвах. Сага была, понятное дело, длинная: подраться Олав был не дурак. Но уже в середине первой истории, о том, как дюжий великан спас Ивара Бескостного от Горной королевы, раздался чей-то смех.

Воительница запнулась. Это позабавило эльфов еще больше; слушатели принялись подталкивать друг друга локтями.

— Ну же, дальше! — крикнул один.

Торгиль продолжила, но смешки послышались снова, и очень скоро уже хохотал весь зал.

— Да ей цены нет! — шепнула какая-то эльфийская дама.

— А голос, голос! От такого голоса впору самому завыть, — подхватила другая.

Торгиль побагровела от возмущения.

— Эй вы, хлюпики расфуфыренные! Я тут рассказываю про храбрейшего из героев, отважнее на свет не рождалось; а коли вам не по душе, так и валите куда подальше!

Зал так и взорвался хохотом. Эльфы колотили кулаками по столу и просто-таки рыдали от восторга. Воительница выхватила нож. Брут вскочил на ноги.

— По мне, так это было великолепное выступление! — закричал он, вставая между Торгиль и ее обидчиками. — Похлопаем же нашей доблестной воительнице!

Стены содрогнулись от громовых аплодисментов и одобрительных воплей. Брут проворно увлек Торгиль к ее месту.

— Им что, вправду понравилось? — озадаченно спросила Торгиль.

— А то как же. У них даже слезы на глазах выступили! — заверил раб.

— Конечно понравилось! — подтвердил и Джек, зная про себя, что на самом-то деле эльфы потешались над бездарностью Торгиль.

— А теперь подавайте нам малявку хобдевчонку! — завопил Гоури.

Шутка пришлась ко двору: по залу снова прокатилась волна смеха.

— Я туда не пойду, — пролепетала Пега, вжимаясь в сиденье.

— Хобдевчонку! Хобдевчонку! Хобдевчонку! — скандировали эльфы, барабаня по столу.

Королева Партолис поднялась с трона, дабы унять шум.

— У нас тут празднество, — с милой улыбкой напомнила она. — Боюсь, дитя, тебе придется-таки выступить. Мои подданные настаивают.

— Не могу, — простонала Пега.

— Матушка, пожалуйста, не надо, — вступилась за девочку Этне, вставая со своего места. — Дитя себя не помнит от страха; настаивать было бы жестоко.

Партолис нахмурилась.

— Ты, Этне, хоть и моя дочь, но уж больно много в тебе от порочной человечности. Я сказала, девочка споет нам — и так тому и быть.

К вящему удивлению Джека, Этне обняла Пегу за плечи и прошептала:

— Я поддержу тебя.

— Мы все тебя поддержим, — подхватил Джек. — Не бойся. Если собьешься, я подхвачу песню.

Трепеща всем телом, Пега позволила отвести себя на возвышение. Торгиль и Брут встали позади нее почетными телохранителями, Этне взяла девочку за руку.

— Спой им гимн брата Кэдмона, — прошептал Джек.

И Пега запела. Сперва — едва слышно; но девочка быстро освоилась. Она любила музыку не меньше Джека и, едва начав, забывала обо всем прочем. Голос ее летел к сводам: эти божественные звуки некогда произвели такое впечатление на Барда и очаровали Буку. Казалось, вся красота, которой недостало ее бедному телу, сосредоточилась в этом единственном даровании.

Ныне восславословим всевластного небодержца, Господа всемогущество, благое премудромыслие И созданье славоподателя, как он, государь предвечный, Всякому чуду дал начало.

Этот гимн подсказал Кэдмону ангел. Слушая, вы словно наяву видели перед собою великолепие Небес и чудеса земли. То было победное торжество жизни; даже Джек с его посохом вовеки не добился бы ничего подобного. Мальчуган смиренно признавал нелестную для себя правду. Его так захватила песня, что Джек не сразу заметил, как она подействовала на эльфов. А те хранили гробовое молчание.