Земля Серебряных Яблок

— Что? — не выдержала Торгиль. Яркие, живые описания не оставили ее равнодушной.

— Детский плач. Там, снаружи, в пустынной глуши, плакал маленький мальчик — плакал так, словно у него сердечко разрывалось. Я взял светильник и вышел в лес на поиски, но голос тут же стих. Ребенок испугался меня. Но я примерно представлял себе, где он прячется, и на следующее утро отнес в то место горшок с овсянкой.

— А где ты взял овсянку в лесной глухомани? — полюбопытствовала Пега.

— Мне дозволили взять с собой запас овса, гороха, бобов и ячменя, — объяснил монах с нотой раздражения в голосе. — Ты довольна?

Джек толкнул Пегу локтем: не перебивай, дескать!

— В ту ночь овсянка исчезла; так я понял, что ребенок жив.

— Клянусь сиськами Фрейи, это прям настоящая сага, — объявила Торгиль.

— Я приручил немало лесных зверушек, — промолвил отец Север, неодобрительно нахмурившись: Торгиль, как всегда, в выражениях не церемонилась. — Вот так же и с ребенком вышло. День за днем я выставлял наружу еду, садился под его любимым деревом и рассказывал истории. Мальчик меня не понимал, как выяснилось впоследствии, — но звук моего голоса, должно быть, его успокаивал. Однажды он показался. Я не тронулся с места. Просто сидел там и продолжал говорить. И наконец ребенок научился доверять мне настолько, что сам пришел к хижине. Бедное, изголодавшееся, исстрадавшееся дитя! Малыш был весь в синяках. Тощий — кожа да кости. И полумертвый от усталости. И тут я увидел знаки у него на коже — и все понял.

Отец Север умолк и отпил воды. Он был превосходный рассказчик: умел остановиться вовремя.

— Что понял? — нетерпеливо воскликнула Торгиль.

— Я немного устал, — вздохнул монах. — Пожалуй, доскажу завтра.

— Доскажи сейчас, ну пожалуйста! — взмолилась Пега.

Джек отметил, как у отца Севера чуть дрогнули уголки губ. Вот и с Бардом все так же, когда он в очередной раз убеждается, что его слушают не дыша.

— Вы уверены? — переспросил отец Север с глубоким вздохом.

— Да! Да! — завопили Пега и Торгиль.

— Хорошо же. На теле мальчика была татуировка: полумесяц, пронзенный сломанной стрелой. А под ним — горизонтальная черта, перечеркнутая пятью короткими штрихами: руна, означающая «айден», то есть «тис» по-пиктски. Полумесяц — это знак Старика-с-Луны, а сломанная стрела — символ Владыки Леса. Вы, верно, ничего о них не знаете.

— Еще как знаем! — заверил Джек.

— Это демоны, которым поклоняются пикты; а татуировка означала, что ребенок предназначен в жертву!

— Ох, нет! — вскричала Пега.

— Увы, да, — отозвался отец Север. — Ребенок и был дичью для Дикой охоты. Его ждала смерть — но он уцелел. Я знал, что в лесу он никогда не будет в безопасности, ведь пикты вернутся. Потому я забрал его на Святой остров. Обучил его саксонскому языку и латыни; а вот добродетели мне его учить не пришлось — ею дитя и без меня наделено было с лихвой. Мальчик вырос — и стал братом Айденом, библиотекарем Святого острова.

— Замечательный финал, — вздохнула Пега.

— А по мне, лучше б монахи вернулись в лес и перебили всех пиктов, — возразила Торгиль.

— Монахи этого не делают, — покачал головой отец Север.

— Вот поэтому их так приятно грабить, — самодовольно ухмыльнулась воительница.

Глава 35 Послание Барда

Затянувшееся отсутствие Брута очень беспокоило мальчика. С самого первого дня Джек взял за правило процарапывать на стене отметину всякий раз, как пикты приносили еду; сейчас на стене красовалось четырнадцать насечек. Целых две недели прошло с тех пор, как Брута призвали обратно во дворец! Торгиль пыталась расспросить Брюда, но тот лишь плюнул в ответ.

Джек обнаружил в соломе мышь-полевку и поймал ее прежде, чем зверек оказался в пределах досягаемости отца Суэйна. Мальчуган осторожно взял мышку в руки, заглянул в ее яркие глазки. В трепещущем тельце крохотной искоркой пылала жизненная сила. Приободрившись, Джек живо вообразил себе, как полевкина семья с нетерпением ждет ее назад. И тут он заметил кое-что еще.

Мышь держала в зубах цветок.

Самую обыкновенную маргаритку: таких в середине лета на лугу расцветает тысячи и тысячи. Джек их каждый год видел, да только внимания не обращал. Но здесь, в темноте подземелья, одна-единственная маргаритка сияла как звездочка. Мышь, верно, цветок в гнездо тащила.

Джек выпустил зверька в безопасный лаз, а цветок сохранил. Он сел в сторонке и задумался; и вдруг, нежданно-негаданно, в голове его зазвучал голос:

Я смотрю вдаль, За поворот лабиринта, За развязанный узел, За открытую дверь.

Джек смутно видел дома в окружении зеленых полей. Над очагами тянулись струйки дыма; Джон Стрельник шел по дороге, то и дело подзывая собак. Какой восхитительно привычный, родной звук! А видение между тем разгоралось, обретало глубину и яркость. В дверных проемах сидели женщины, чесали шерсть для пряжи. Какая-то девчушка выгоняла из сада непослушную овцу. Мужчины скрепляли детали тележного колеса деревянными гвоздочками: издалека доносился перестук молотков. И повсюду, насколько хватало глаз, раскинулись поля маргариток.

Но Джека несло не туда. Он обернулся — и вдруг оказался в комнате. В уютной комнате со столом и стульями; жаровня струила тепло, сбоку пристроились кровати. В окно падал луч света; ласточка клевала с пола крошки. Птичка подняла головку и защебетала:

— Чирр, чив-чив-чив, чииит.

— Так ты его тоже видишь? Умница пташка! — послышался голос.

Джек вздрогнул.

— Тррр, твит-твит-твит, куууу, — прочирикала ласточка.

— Да, потрепало его знатно, но не беспокойся. «Огонь бедствия» хранит его.

Бард глядел на Джека сквозь «смотрящую трубку» из сложенных пальцев. Позади на постели лежал отец, бледный и неподвижный; рядом с ним сидел брат Айден.

— У вас есть союзники, о которых вы даже не подозреваете, — сообщил Бард, обращаясь напрямую к Джеку. — Помни: никакая иллюзия, пусть даже самая убедительная, не выстоит против…

И видение погасло. Мальчуган хватал руками воздух, чтобы вернуть мысленный образ, да только магия так не работает. Бард достаточно могуществен, чтобы явить Джеку мимолетный отблеск внешнего мира, но мальчугану до учителя еще расти и расти. Да и поди успокой мысли, поди сосредоточься на заклинании, если в коридоре бубнят: «Убба-убба», а в углу отец Суэйн причитает!

Никакая иллюзия не выстоит против… чего? — ломал голову Джек. Послание оборвалось раньше, чем прозвучала жизненно важная подсказка. Да и что за союзники — здесь, в темном подземелье? Ну не Брут же! Джек чувствовал себя совершенно беспомощным. Он готов был выдержать голод, побои и плен — но только не эту ложную надежду. Он бессилен изменить что бы то ни было, и спастись ему не суждено. Мальчуган опустил голову — и предался беспросветному отчаянию.

— Джек, поди-ка сюда, — позвал отец Север от стола, грея руки над светильником.