Земля Тре

– Слишком хороша, - проговорил Глеб, кашляя.
– Больше ничего не заметил?

– Заметил.

– Что?

– А вон Пяйвий покажет.

Подошел Пяйвий, протянул измятый, в рыжих пятнах ржавчины, шлем и сказал сдавленно:

– Чудь...

– Дай-ка глянуть.
– Илья взял шлем, повертел в руках.
– Обычное дело. Чудь по волоку часто рыскает, здесь пожива есть.

– Значит, встретим?

– Как повезет. Можем встретить, а можем и не встретить.

– Но шлем...

– А что шлем? Он, может быть, уже лет десять тут валяется. Знаешь, сколько народу в этих краях полегло...

Первая ночь на волоке прошла спокойно. Утром продолжили путь, но прошли всего полверсты и наткнулись на неожиданное препятствие. Поперек волока стоял, загораживая дорогу, наполовину истлевший остов судна, а вокруг белели груды человеческих костей.

– Н-да...
– сказал Коста, первым нарушив молчание.
– Сеча была знатная...

Многие черепа лежали отдельно от скелетов, а перерубленные позвонки и расчлененные наискось грудные клетки говорили о том, что бились здесь лихо и яростно, снося мечами головы и разваливая туловища пополам. У некоторых скелетов в ребрах застряли наконечники стрел.

– Чудь одолела...
– сказал с горечью Илья, оглядев место побоища. Всех ушкуйников побили и ушли.

Верить в это не хотелось, но Илья был прав. Брошенное судно, непогребенные останки - так могло произойти, только если никого из новгородцев не осталось в живых. Коста и Глеб обошли место сражения, но на глаза не попадалось ничего, кроме костей. Оружие и все, что было ценного на ушкуе, грабители унесли с собой.

Шестопал долго смотрел на то, что осталось от погибшего корабля, и вдруг сказал громко:

– Это же Бирюк! Помнишь, Илья?

– Помню. Два года назад сгинул. К Студеному морю шел... Не дошел, значит.

– Похоронить их надо, - сказал Коста.
– А то не по-людски как-то...

Глебу очень не хотелось оставаться здесь на ночь, но не согласиться с Костой он не мог.

Весь остаток дня расчищали волок и сносили кости - новгородские и чудские - в общую яму: разобрать, где чьи, было невозможно. За работой не заметили, как наступил вечер. Солнце утонуло в чащобе, напоролось на растопыренные сучья и густыми медовыми ручьями стекло по бафяной листве в землю.

– Хорош!
– выдохнул Глеб.
– На сегодня хватит.

Развели костер, один на всех. Коста взялся кашеварить. Дым, смешавшись с паром, сизой струёй потек по ветру.

– Кто сегодня в ночь?
– спросил Глеб.

– Я, - ответил Алай.

– Не зевай...

После ужина с неодолимой силой потянуло ко сну. Глеб опустился на траву, положил рядом обнаженный меч и почувствовал, как усталость сводит руки и ноги. В голове зашумели и стали мягко перекатываться теплые волны, перед глазами поплыли белые облака. Последнее, что запомнил, - сгорбленная спина Алая, шевелящего прутом в костре. Затем все задрожало, перевернулось, исчезло в тумане... возникло вновь, но вместо Алая у костра сидел обросший черной шерстью великан с собачьей головой. Он оглянулся, вонзил в Глеба свирепый взгляд, оскалил клыки и зарычал. Из пасти высунулся алый, светящийся в темноте язык, который сполз, как змея, сперва на живот великана, потом на колени, потом на землю и, извиваясь, пополз к Глебу. Трава под ним начала дымиться. Глеб ощутил удушливый запах, хотел вскочить, но увидел, что язык, словно удав, обвил ему ноги и тянется выше - к груди, к горлу...

– Коста!
– Глеб дернулся, стал шарить рукой в поисках меча и проснулся.

То, что увидел, открыв глаза, показалось страшнее самого кошмарного сна. Лес и небо были озарены ярчайшим пламенем. Раздувшись, как громадный пузырь, оно колыхалось из стороны в сторону и расплескивало багровые сгустки. Воздух был пропитан нестерпимым жаром - тело как будто окунули в кипяток. Глеб хотел подняться на ноги, но мышцы почему-то отказывались напрягаться. Он с трудом сел, протер слезящиеся глаза, и только тут до него дошел весь ужас случившегося.

– Коста, Илья! Ушкуй горит!

На четвереньках подполз к Алаю, ватными руками схватил его за плечи. Тот спал беспробудным сном, уронив голову на прижатые к груди колени.

– Проснись! Проснись!
– Глеб тряс его изо всех сил, но обмякшее тело Алая болталось в руках, как тряпичная кукла.

Глеб в отчаянии посмотрел вокруг - никто из лежавших вповалку ушкуйников не шевелился, не поднимал головы.

– Эй! Вы живы?!

Он замотал головой, как раненый медведь. Издал вопль - дикий и бессмысленный - и вдавил ладонь в красные угли костра. Боль очистила голову и придала сил. Со стоном поднялся, сжал рукоять меча и на негнущихся ногах шагнул к пылавшему ушкую. Раскаленный воздух налип на щеки, с лица градом покатился пот, волосы затрещали, обугливаясь...

– Глеб! Глеб! Сгоришь!

Чья-то рука схватила его плечо, дернула назад. Он обернулся и увидел Косту.

– Живой?..

Коста стоял пошатываясь, а в глазах плясало отраженное, как в зеркале, пламя.

– Что такое?
– спросил он голосом человека, только что очнувшегося от глубокого обморока.

Глеб ткнул острием меча в огонь, хотел сказать что-то связное, но все слова рассыпались как горох, и он сумел выговорить только одно, которое, как ему казалось, объясняло все:

– Чудь!

– Подожди...
– Косту качало, как пьяного, он вынул из ременной петли булаву и спросил, озираясь: - Где?

Глеб, широко расставляя ноги, чтобы удержать равновесие, обошел вокруг превратившегося в факел ушкуя, наугад срубил мечом несколько кустов и остановился в замешательстве.

– Где же они?

– Ты их видел?
– Коста прижал руку ко лбу и пытался сосредоточиться.

– Нет...

– Может, их и не было?

– Но ушкуй! Разве не видишь?

– Вижу...

Спасти корабль было невозможно -огонь охватил его со всех сторон. С треском рухнула мачта, горящий обломок реи упал к ногам Глеба.

– Кто поджег? Кто?!

– Узнаем...

Ветер выдернул из огненной гривы косматый клок, швырнул под корму второго ушкуя, стоявшего неподалеку. Глеб отбросил меч, стащил непослушными руками кафтан и накинул на дымящуюся траву. Вместе с Костой кое-как затоптали не успевшее разгореться пламя. В этот момент очнулся Илья, остекленевшим взором уставился на пожар.

– Вставай!
– взмолился Коста.
– Если дунет посильнее, потеряем и второй.

Илья, превозмогая дурноту, принялся расталкивать Шестопала. Ушкуйники зашевелились, даже Алай поднял голову и вытаращил воспаленные глаза. Все были живы, но непонятная слабость сковывала руки и ноги.

– Быстрее... быстрее!
– торопил Глеб и налегал спиной на обшивку корабля, словно мог в одиночку сдвинуть его с места.

Спотыкаясь и падая, ушкуйники сошлись вместе, навалились гуртом на горячую, в подтеках расплавленной смолы корму уцелевшего судна. Медленно вершок за вершком - отодвинули его на безопасное расстояние и, обессиленные, попадали на землю.