Земля Тре

– Коста!

Коста казался бездыханным. Глеб растопил в руке комок снега и провел ладонью по его лицу.

– Ты жив?

Коста открыл глаза. Взгляд его был на удивление ясным. Он увидел склонившегося Глеба и прошептал:

– Медведь... где?..

– Убит!

– Шкуру... с него... сними...

– Что?
– Глеб подумал, что ослышался.

– Говорю, шкуру... сними... быстрее...

Глеб вспомнил: старые охотники говорили, что нет лучшего лекарства от ран, чем медвежий жир.

– Сейчас! Ты только не... Сейчас!

Глеб, спотыкаясь, подбежал к запорошенной снегом туше и полоснул по ней ножом. Ради Косты он готов был еще раз обернуться медведем и содрать шкуру с самого себя. Олени Элльма как вкопанные стояли на краю поляны и переводили сверкающие глаза с Глеба на Косту, с Косты на Глеба...

– Готово!

Глеб расстелил на снегу сочащуюся кровью и жиром шкуру, помог Косте лечь на нее.

– Накрой, - попросил Коста.

Глеб накрыл его свободным краем, укутал, как ребенка - от подбородка до пяток.

– Плотнее... Еще чуть-чуть. Вот теперь хорошо. Коста в изнеможении уронил голову. Глеб поспешно подложил под нее шапку и койбицы. Шкура была большая - в нее можно было завернуть двоих, а то и троих.

– Лежи. Все будет хорошо...

Глебу очень хотелось верить в свои слова, но по опыту он знал, что такие раны затягиваются не скоро. Если вообще затягиваются.

– Зверя... сам убил?
– спросил Коста.

– Сам, - ответил Глеб и тут же подумал: сам ли?

– Здоровый... Я таких не встречал.

Глеб в нескольких словах описал ему битву с Талой и свои превращения.

– Как в сказке, - проговорил Коста и зашевелился под толстой шкурой.

– Лежи спокойно, - сказал Глеб.
– После поговорим. Коста замолчал, но через какое-то время снова заворочался, а на его переносице блеснула капля пота.

– Что с тобой?

– Печет. Как на вертеле...

Он выпростал из-под шкуры руку и стер с лица пот. Глеб уставился на него оловянными глазами.

– Рука...

Там, где только что трепетали разорванные вены и белела обнаженная кость, по нежно-розовой, как у младенца, коже тянулся тонкий голубоватый шрам.

– Не может быть!

Коста откинул край шкуры и увидел свою грудь, покрытую засохшими бурыми пятнами. Ни жутких ран, ни торчащих ребер... Все еще не веря в свершившееся чудо, он поднялся. С тела, как сухая глина, посыпалась сукровица.

– Если б кто рассказал, ни за что бы не поверил!

– Тала...
– промолвил Глеб.
– Слуга духа. Вот оно, волшебство.

– Давай-ка уберемся отсюда. И поскорее.

Глеб подал ему печок. Коста накинул его на голые плечи. Снег продолжал сыпаться из прохудившихся небес. Расстеленная шкура, огромная туша Талы и даже черная дыра в берлоге зарастали белой пеленой.

– Что у тебя с ухом?
– спросил Коста. Глеб тронул ухо и нащупал сгусток запекшейся крови. Ему в голову пришла хорошая мысль - он нагнулся, отколупнул от медвежьей шкуры скользкий комочек жира и приложил к ранке. Она затянулась почти мгновенно.

– Пора ехать, - сказал Коста, усаживаясь в кережу. Глеб подобрал валявшийся на снегу нож и в последний раз оглядел место битвы. Ощущение нереальности всего, что произошло здесь несколько минут назад, не покидало его.

– Ущипни меня!

– Зачем?
– Коста разбирал поводья и распутывал кожаные шлейки.

– Может, это сон?

– Ухо болело?

– Болело.

– Значит, не сон. Садись.

Глеб забрался в кережу, прикрыл ноги мягкой полстью.

– Поехали!
– сказал Коста оленям.

Они тронулись с места - сначала медленно, потом все быстрее и быстрее. Лес кончился, упряжка вылетела на простор. В глаза опять хлынула сплошная белизна, закружила голову, заплескалась, закипела... Глеб не заметил, как заснул.

Его разбудил Коста. Над землей сгустились сумерки, но олени неслись, как два пылающих факела, освещая кережу и пространство на десятки саженей вокруг.

– Что-то случилось?
– спросил Глеб, заметив в глазах у Косты тревожный блеск.

– Прислушайся.

Под копытами оленей негромко похрустывал наст. Сперва Глеб не услышал ничего подозрительного, но вскоре до его слуха донесся какой-то звук, похожий на комариный писк.

– Слышишь?

– Слышу. Что это?

– Не знаю.
– Сжав в кулаке узду, Коста умерил бег оленей и весь обратился в слух.
– Откуда?

– Кажется, из-под земли.

Непонятный звук шел снизу, просачиваясь сквозь пористый наст. Вот он стал громче... еще громче... раскололся на множество тончайших голосов, словно ке-режу окружила комариная стая.

– Опять какая-нибудь нечисть, - громко произнес Коста, и ему почудилось, что кто-то повторил эти слова.

– Тише!
– сказал Глеб.

Сомнений не было - из нестройного писка стали мало-помалу вылепляться отдельные звуки, напоминавшие обрывки человеческой речи. "Ара-ра-ра! Ара-ра-ра!
– отчетливо донеслось из-под снега.
– Чахкли! Чахкли! Ара-ра-ра!" В эти странные слова, произносимые чирикающей скороговоркой, вплеталось еще что-то, похожее на детский смех.

– Это люди!
– сказал Коста.
– Чтоб мне с места не сойти...

"С места не сойти! С места не сойти!" - радостно запищали голоса.

– Если люди, - проговорил Глеб, - то очень маленькие. С ладонь, а то и...

"С ладонь! С ладонь! Очень маленькие!" Коста потянулся к булаве, и над тундрой взлетел

его зычный голос:

– Кто здесь?

"Кто здесь? Кто здесь?" - хором подхватили невидимки. Очевидно, им доставляло большое удовольствие повторять каждое услышанное слово.

Олени Элльма спокойно бежали по равнине, пофыркивая и потряхивая головами. Судя по всему, они не испытывали ни малейшей тревоги.

– Вряд ли это нечисть, - сказал Глеб.
– Не похоже. "Вряд ли! Вряд ли! Не похоже!" - подтвердили снизу.

– Тогда кто?

– Мундус сенсибилис.

– Иди ты знаешь куда...
– огрызнулся Коста и подхлестнул оленей. Н-но!

Глеб припомнил то единственное, но самое главное слово на языке жителей земли Тре, которое он выучил, общаясь с Пяйвием.