Земля Тре

С этими словами Коста пригнулся и вышел из пещеры. Глеб остался один на один с догорающим костром.

"Спасайся... ибо здесь ты встретишь то, что не могло возникнуть даже в самом богатом воображении... Я прикоснулся к миру, воспринимаемому чувствами, а не рассудком..."

Глеб заставил себя оторвать взгляд от огня и медленно поднялся. В пещере царило безмолвие, если не считать звука падающих капель. Завывания ветра, доносившиеся снаружи, становились все глуше и глуше - метель утихала.

С обнаженным мечом в правой руке и с горящей головней в левой Глеб пошел в глубину пещеры. Шел осторожно, почти крался. Под ногами поскрипывали мелкие камешки. Пламя на обугленном конце головни колебалось, и на потрескавшемся своде дрожали желтые тени.

"Мне и далее придется объяснять неясное через неясное, поскольку моя речь слишком скудна, чтобы в полной мере описать увиденное... Я прикоснулся к миру, воспринимаемому чувствами... Я готов сделать еще один шаг, и, возможно, тогда передо мною откроется..."

Глеб сделал еще несколько шагов и уперся в тупик, о котором говорил Коста. Но это был не просто тупик - это было нагромождение камней. Очевидно, когда-то пещера простиралась вглубь гораздо дальше, но подземный толчок обрушил часть свода, и образовался непроходимый завал. Глеб постоял возле него и повернул обратно.

Из головы не шли слова Харальда. "Здесь ты встретишь то, что не могло возникнуть даже в самом богатом воображении... И если ты никогда не испытывал страха - испытаешь... и если верил в собственные силы - разуверишься..."

Вдруг его внимание привлекла одна из стен. Он подошел к ней и осветил головней пространство длиною в три-четыре сажени и высотой в человеческий рост, испещренное загадочными рисунками. Они были нанесены на шероховатую поверхность какой-то бурой краской, которую не могла смыть даже струившаяся из-под потолка вода. Сперва Глеб подумал, что перед ним цельная картина, но, приглядевшись, понял, что рисунки сделаны разными людьми и каждый из них надо рассматривать в отдельности.

Вот сцена охоты: человек, стоящий на лыжах, мечет стрелы в белок, которые сидят на дереве. Вот странная упряжка: олень мчит по сугробам остроносую лодку. Вот изображение битвы: маленькие воины тычут друг в друга длинными копьями... "Что ж, как сказал великий Сенека, вивере милитаре эст... жить - значит бороться..." Вот женщина, только что родившая младенца, но этот младенец почему-то похож на олененка, а рядом с ними - взрослый олень с человечьей головой.

Глеб поднес головню к последнему рисунку и невольно отшатнулся - на него смотрело лицо Алая!.. нет, не Алая, а того безобразного старца, в которого он превратился после гибели и которого Пяйвий назвал Аксаном. Здесь, на этом рисунке, он был одет в длиннополую шубу и держал в руках что-то непонятное большой круг и какой-то предмет, похожий на молоток.

"Спасайся!.. Здесь ты увидишь то, что не могло возникнуть... И если ты не испытывал страха - испытаешь... Беги! Садись на свое судно и спасайся... Чем скорее ты покинешь Биармию, тем лучше будет для тебя и для тех, кто прибыл сюда вместе с тобой..."

Глеб быстрыми шагами вернулся к костру. Его бил озноб. Он взял стоявший в углях кубок и, не обращая внимания на боль, жегшую пальцы, в два глотка опорожнил его. Горячая вода потекла в желудок, но озноб не проходил. Судорожно сжимая рукоять меча, Глеб опустился на каменный пол, но тут же вскочил как подброшенный - в темноте ему почудился шорох.

Нет... Тихо. Огонь в очаге еле теплился. В золе, вокруг умирающего пламени, золотыми звездочками светились искры. Кольцо мрака сжималось, со всех сторон надвигались черные тени. Глебу казалось, что это колдовские силы земли Тре ополчились против него, одинокого чужака, и ждут, когда погаснет огонь... До его напряженного слуха явственно донесся звук тяжелых шагов.

"Спасайся!.. увидишь то, что не могло... спасайся!. вивере милитаре эст... а в каждой борьбе есть победители и побежденные... беги!.. я прикоснулся к миру, воспринимаемому чувствами... готов сделать еще один шаг... беги!!!"

В голове шумела кровь, и Глеб не мог понять, откуда доносятся шаги снаружи или из глубины пещеры. Они приближались. Вот они уже совсем близко. Еще немного... Глеб закричал и с мечом в руке бросился к выходу.

– Фу-ты!

Он налетел на Косту так стремительно, что сбил его с ног. Меч выскользнул из ладони и ткнулся в землю, а рядом с шумом упала вязанка хвороста.

– Ты что?
– спросил Коста, сидя на снегу и потирая ушибленную поясницу.

– Это ты?

– А ты кого ждал?

Глеб повернул голову, ожидая увидеть за спиной косматую тень. Но сзади не было никого. Огонь погас - в очаге красными точками мерцали тлеющие угли.

– Там Аксан!..

Коста молча отодвинул его, поднял вязанку и вошел в пещеру. Не торопясь положил вязанку возле очага, не торопясь развязал веревку. Взял пучок смолистых веток, поднес к очагу. Разгреб серебристый пепел, дунул... Глеб наблюдал за ним, стоя у входа. Когда пламя разгорелось вновь, Коста спросил:

– Ну и где твой Аксан?

Кап... кап... кап...
– доносилось издалека.

Глеб подвел его к стене с рисунками.

– Это?
– Коста хмыкнул.

– Разве не похож?
– Глеб показал пальцем на старика в шубе. Вспомни...

– Ерунда! У них тут все на одно лицо. Почему ты решил, что это он?

– Показалось...

– Тебе надо выспаться.
– Коста с сожалением посмотрел на друга.
– Видок у тебя неважный.

– Но это... это точно не он?

– А хоть бы и он, какое тебе дело? Со стены не спрыгнет.
– Коста ножом ковырнул краску, помял пальцами липкий комочек.
– Видишь? Ничего страшного.

– А что у него в руках?

– Бубен. И колотушка. Шаманские штучки. Я видел у вепсов.

Они вернулись к костру. Озноб, колотивший Глеба, стал еще сильнее. Коста тронул его за руку и сказал с тревогой:

– Э, брат, да у тебя жар!

Он бросил в костер чуть ли не половину вязанки, и пламя взвилось к потолку, Глеб стоял, скрестив руки на груди, а зубы вытанцовывали дикарский танец.

– Погоди-ка.
– Коста взял найденный под стеной кожаный лоскут, расстелил его на полу.
– Садись.

Глеб подсел к огню, обхватил руками колени и напрягся, стараясь унять дрожь. Лицо пылало - можно было подумать, что пламя костра перекинулось на кожу и она вспыхнула, как сухая береста.

– Что видел?
– спросил он, ворочая шершавым языком.

Коста ответил не сразу - сходил за водой, поставил кубок на огонь.

– Я? Ничего особенного.

– А все-таки?

– Прошел вдоль скал. Там есть проход... помнишь, Пяйвий говорил про какую-то гряду?

– Ну.

– Гряды я не видел, до нее, наверно, далеко. Но за скалами начинается лес. Я нарезал веток и вернулся. Вот и все.