Земной круг. Компиляция. Книги 1-9.

Каркольф заморгала.

— О-о… — И режущая боль в ребрах. Меч, оказывается, не только куртку распорол, но и ее самое. — О-о! — Расстроенная до глубины души, она опустилась на колени; кровь сочилась между прижатыми к боку пальцами.

— О… о нет! Простите. Я, вправду… вправду не хотел повредить вам. Я хотел, всего лишь… понимаете ли…

— О! — Из разрезанного кармана выпало его содержимое, уже немного испачканное в крови Каркольф; выпало и покатилось по мостовой. Тонкий сверток около фута длиной, замотанный в крашеную кожу.

— Мне нужен врач, — произнесла Каркольф самым выразительным голосом «ах-я-совершенно-беспомощная-слабая-женщина». Великая герцогиня часто упрекала ее в том, что она переигрывает, но если не вложить драматизма в такую вот ситуацию, то когда же его вкладывать-то? Как-никак ей, кажется, на самом деле требовался врач, а кроме того, оставался шанс, что грабитель наклонится, чтобы помочь ей, и она сможет пырнуть гада ножом в харю. — Умоляю вас, помогите!

Он явно заколебался, круглые глаза раскрылись еще шире. Вся история определенно зашла куда дальше, чем он рассчитывал. Но приблизился он лишь для того, чтобы поднять добычу, не отводя от Каркольф блестящего острия своего меча.

В таком случае остается иная, пожалуй, еще более безнадежная попытка. Она собралась с силами, чтобы в ее голосе не прорывалась паника.

— Послушайте, заберите деньги, желаю, чтобы они принесли вам удачу. — На самом деле Каркольф никакой удачи ему не желала, а желала ему поскорее оказаться в могиле и сгнить там. — Но для нас обоих будет куда лучше, если вы оставите этот пакет!

Его рука остановилась в воздухе.

— Почему же? И что в нем такого?

— Не знаю. Мне приказано не открывать его!

— И кто же вам приказал?

Каркольф поморщилась.

— Этого я тоже не знаю, но…

Куртис взял пакет. Естественно, взял. Пусть он идиот, но ведь не настолько. Он схватил пакет и дал деру. Естественно, дал деру. А как иначе-то?

Ощущая, как сердце трепыхается где-то возле самого горла, он промчался по переулку, перескочил через подвернувшуюся на пути бочку, споткнулся, рухнул, чуть не напоровшись на собственный обнаженный меч, растянулся ничком, угодив лицом в кучу мусора и набрав полный рот чего-то сладковатого, поднялся на ноги, отплевываясь и ругаясь, испуганно оглянулся…

Никто за ним не гнался. Только туман, извечный туман, извивавшийся и переползавший с места на место, как живое существо.

Он сунул пакет, ставший теперь на ощупь липким, под рваный плащ и захромал дальше, потирая ушибленную задницу и продолжая отплевываться от гнилостно-сладковатого вкуса во рту. Не сказать чтобы это было хуже, чем его сегодняшний завтрак. Пожалуй, даже лучше. Учитель фехтования когда-то говорил, что по завтраку можно определить, что представляет собой человек.

Он набросил на лицо волглый капюшон, пропахший луком и отчаянием, отцепил кошелек от меча, убрал оружие в ножны и, выскользнув из переулка, смешался с толпой. Негромкий звук столкнувшихся гард пробудил в нем множество воспоминаний. Об обучении и турнирах, о блестящем будущем и лести толпы. Фехтование — это верный путь наверх, мой мальчик! В Стирии обитают истинные ценители, они любят своих фехтовальщиков, там ты сколотишь состояние! Прекрасные времена, когда он одевался не в лохмотья, не радовался, если ему перепадали от мясника жалкие обрезки, не грабил людей, чтобы жить. Он скорчил рожу. Ограбить женщину! Разве это жизнь? Он снова украдкой оглянулся. Неужели он убил ее? По его спине пробежали мурашки от ужаса. Это всего лишь царапина. Что, и вправду всего лишь царапина? Но он же видел кровь. Ради всего святого, пусть это будет всего лишь царапина! Он потер лицо, как будто рассчитывал стереть и это воспоминание, но оно прилипло накрепко. То, чего он сначала и представить себе не мог, а потом уверял себя, что такое с ним никогда не случится, а еще позже — что это был единственный раз, и больше никогда… — все это мало-помалу превратилось в его повседневное бытие.

Он в очередной раз посмотрел, не следит ли за ним кто-нибудь, украдкой свернул с улицы и пересек загаженный дворик, где со стен, с расклеенных газет-листовок смотрели уже выцветшие лица героев вчерашнего дня. Поднялся по вонявшей мочой лестнице, привычно обогнул засохшее растение. Вынул ключ и вступил в борьбу с заедающим замком.

— Будь ты… чтоб тебя… мать твою… Ха! — Дверь внезапно распахнулась, и он ввалился в комнату, чуть снова не упав при этом, повернулся, захлопнул дверь и некоторое время стоял в смрадной темноте, тяжело дыша.

Кто теперь поверит, что ему некогда довелось состязаться в фехтовании с самим королем? Он пропащий. Именно так, и никак иначе. Он проиграл и потерял все, разве нет? Пропустил два касания, сам не нанес ни одного и получил вдобавок личное оскорбление, когда лежал в пыли, но все же он скрестил клинки с Его Августейшим Величеством. Этот самый клинок — сообразил он, приставляя оружие к стене возле двери. Иззубренный, потускневший и даже слегка погнутый возле острия. Последние двадцать лет были неласковы к его клинку почти так же, как и к нему самому. Но, может быть, сегодняшний вечер окажется переломным в его судьбе.

Он сбросил с плеч плащ, швырнул его в угол и достал из кармана пакет: нужно ведь развернуть его и посмотреть, что же ему досталось. Немного повозившись во тьме с лампой, он все же добыл свет — совсем слабенький, но и этого хватило, чтобы заставить его зажмуриться, когда его глазам предстала жалкая комнатушка. Потрескавшиеся стекла, вздувшаяся, вся в пятнах от сырости, штукатурка, матрас, из прорех которого лезла прелая солома — его ложе, несколько калечных предметов мебели…

На единственном стуле за единственным столом сидел человек. Крупный мужчина в просторном пальто, с бритым черепом, из которого торчала седоватая щетина. Он медленно выдохнул приплюснутым носом и выронил из кулака на покрытую разнообразными пятнами столешницу две кости.

— Шесть и два, — сказал он. — Восемь.

— Кто ты такой, чтоб тебе?.. — спросил Куртис писклявым от неожиданности голосом.

— Меня прислал Старатель. — Он снова бросил кости. — Шесть и пять.

— Это значит, что я проиграл? — безуспешно попытавшись придать лицу непринужденное выражение, Куртис искоса оглянулся на свой меч: насколько быстро он сможет дотянуться до оружия, вынуть его из ножен, ударить…

— Ты так или иначе проиграл, — сказал громила, аккуратно собирая кости ребром ладони. Он наконец-то поднял взгляд. Его глаза были плоскими, как у снулой рыбы. Как у рыб на рыночных прилавках. Мертвые, темные и печально поблескивающие. — Хочешь узнать, что будет, если ты потянешься за мечом?

Куртис не был храбрецом. Никогда. Вся его смелость ушла на то, чтобы напасть врасплох на кого-то, а когда его самого застигли врасплох, он и вовсе лишился остатков боевого духа.

— Нет, — полушепотом отозвался он, печально ссутулившись.

— Брось мне этот пакет, — приказал громила, и Куртис повиновался. — И кошель.

Из Куртиса как будто вытекла без остатка вся воля к сопротивлению. У него не осталось сил ни на какие трюки. Их с трудом хватало на то, чтобы держаться на ногах. Он бросил отобранный кошелек на стол, и громила, открыв его кончиками пальцев, заглянул внутрь.

Куртис слабо, безнадежно развел руками.

— У меня больше нечего взять.

— Я знаю, — ответил громила, поднимаясь со стула. — Я проверил. — Он обошел вокруг стола, и Куртис попятился с его пути, пока не уперся спиной в шкаф. В этом шкафу давно уже не было ничего, кроме паутины.

— Мой долг погашен? — слабым голоском осведомился он.

— А ты считаешь, что твой долг погашен?

Они застыли, глядя один на другого. Куртис сглотнул.

— И когда же мой долг будет погашен?