Земной круг. Компиляция. Книги 1-9.

— В таком случае наша дорога лежит наверх, в Высокогорье. Там есть запретное озеро, и возле него — запретная пещера. В ней она и живет. Если можно так сказать о мертвой.

Отец Рикке уставился на нее:

— Нам действительно так уж необходимо искать помощи у бывшего трупа, сшитого золотой проволокой?

— Помощь в странных проблемах приходит от странных людей.

— Да, наверное. — Отец помог Рикке подняться. В глазницах пульсировала знакомая до отвращения боль. — Ты должна что-нибудь поесть.

При одной мысли об этом к ее горлу подступила тошнота.

— Я не голодна.

— Посмотри на себя, девочка: одна кожа да кости!

— Мне просто нужно глотнуть свежего воздуха. Просто немного подышать.

Изерн толкнула скрипнувшую дверь, и в щели блеснули ослепительные кинжалы, тыча, тыча прямо в глаза. Застонав, Рикке закрыла один глаз полностью, а во втором оставила лишь щелку. Ей помогли переправиться через порог. Она чувствовала себя слабой, словно новорожденный теленок. Все болело: подошвы ног, кончики пальцев, даже внутри задницы.

Ее усадили на любимую скамейку ее отца в заросшем саду, с видом на крутые улицы Уфриса, спускающиеся к поблескивающему морю.

— О-о, это сволочное солнце, — пробормотала она, однако умудрилась улыбнуться, когда налетевший соленый ветерок принялся целовать ее липкое от пота лицо. — А вот ветер — добрый друг.

— Там, куда мы отправляемся, все наоборот, — заметила Изерн, взваливая ей на плечи тяжелую овчину. — Там, в горах.

— Все зависит от того, где ты находишься. — Отец взял ладони Рикке обеими руками. — Мне нужно возвращаться к этому треклятому собранию. Если меня не будет, они там все перессорятся.

— Когда ты там, они ссорятся еще больше. Прямо как дети, честное слово.

— Рикке, мы все как дети. Чем ты старше, тем больше понимаешь, что не будет взрослых, которые вдруг придут и сделают все как надо. Если ты хочешь, чтобы что-то было сделано как надо, тебе придется делать это самому.

— Вот когда пригодятся мой хребет и мозги, как ты говорил?

— И сердце, Рикке. И сердце.

Она сжала ладони отца, такие хрупкие и скрюченные.

— Я боюсь, что они тебя измотают.

— Меня? — Его улыбка никого не убедила. — Ни за что!

— Они уже тебя измотали!

Он снова улыбнулся, на этот раз более искренне:

— Это и значит быть вождем: ты принимаешь трудные решения, чтобы твоим людям не приходилось иметь с ними дело. — Он встал, отряхнул колени, взглянул вокруг на заросшие сорняками клумбы. — Когда-нибудь я усмирю этот чертов сад, вот увидишь! Посиди пока тут на ветерке. Посиди, отдохни.

В общем-то, у нее не было особого выбора. Ни на что другое все равно не было сил. Рикке сидела, слушая, как визгливо кричат на крышах чайки, как жужжат пчелы на первых неуверенно распускающихся в саду цветочках. Смотрела на рыбаков у причалов, на женщин у колодца, на плотников, все еще залечивающих раны, которые нанес Уфрису Стур Сумрак. Она подумала о том, доживет ли ее отец до того, чтобы увидеть, как все снова станет как надо. При этой мысли ей стало грустно. Грустно и одиноко. Кем она станет, когда не станет его?

Она снова прикрыла глаза, чувствуя, как щиплют слезы. В последнее время она едва отваживалась смотреть, боясь увидеть что-нибудь, чего там еще нет. Едва осмеливалась дышать, боясь задохнуться гарью давно прошедших лет. Изерн всегда твердила, что Долгий Взгляд нельзя раскрыть насильно — но она попыталась это сделать, когда Лео дрался на круге со Стуром Сумраком. Попыталась — и увидела трещину в небе. Попыталась — и увидела слишком много, и теперь никак не могла заставить свой Долгий Взгляд закрыться обратно.

— Говорят, у тебя был приступ?

Над ней нависла лохматая фигура. На месте одного глаза — тусклый отблеск.

— Привет, Трясучка, — отозвалась она.

Он сел рядом и принялся глядеть в сторону моря.

— Привет, тощая.

— Невежливо так говорить.

— Я же прославленный убийца, чего ты еще ожидала?

— Убивать тоже можно вежливо.

И тут она заметила, что здание неподалеку от них горит. Точнее сказать, пылает словно факел — языки пламени вырываются из окон, горящая солома вихрем вздымается над крышей.

Рикке осторожно прокашлялась. Даже от этого в голове застучали молотки.

— Слушай… видишь вон тот дом?

Из дверного проема, шатаясь, выбрел охваченный огнем человек и рухнул наземь рядом с колодцем. Никто не обращал на него внимания.

— Какой? Постоялый двор?

— Ага. Тебе не кажется, что он… ну, в общем… как будто горит?

Трясучка поднял брови — по крайней мере, ту бровь, которая у него оставалась.

— Да нет, я бы так не сказал. А по-твоему, он горит?

Рикке вздрогнула, увидев, как дымовая труба покачнулась и обрушилась на почерневшие балки, подняв сноп искр.

— Да, немножко. Но у меня есть дурная привычка — видеть то, чего нет.

— Становится хуже?

— Как бы я ни старалась видеть во всем светлую сторону, но похоже, что так. — Рикке почувствовала, как на глаза набегают слезы, и была вынуждена утереть их. Левый глаз снова был горячим. Теперь он был горячим постоянно. — Изерн говорит, что в горах есть женщина, которая может помочь. Мертвая ведьма с лицом, зашитым золотой проволокой.

— Ты собираешься искать помощи у нее?

— Помощь в странных проблемах приходит от странных людей.

— Пожалуй, — отозвался Трясучка.

— Я сейчас готова принять все, что мне предложат. А у тебя как дела?

— Да вот, сидел на собрании у твоего отца. Говорили о будущем.

— И что там, в будущем?

— У тебя Долгий Взгляд, ты и скажи.

Рикке вновь уставилась на горящее здание, которое на самом деле не горело. Соседний дом тоже понемногу занимался — пока что лишь несколько мест на соломенной крыше. Во имя мертвых, как ей хотелось броситься к ведру с водой! Но как потушить пламя, которого еще нет? Или которое уже давно прогорело?

— Огонь и разрушение, — пробормотала она.

Трясучка хмыкнул:

— Ну это можно предсказать и без всякой магии. Красная Шляпа говорит, что Протекторат должен быть частью Союза — чтобы у нас были свои места в их гребаном Открытом совете, и все такое прочее.

— Как-то трудно представить.

— А Оксель говорит, что мы должны преклонить колени перед Стуром Сумраком.

Скривив губу, Рикке попыталась сплюнуть, но она была настолько слаба, что почти все потекло спереди по одежде.