Земной круг. Компиляция. Книги 1-9.

От света в глазах мелькали белые пятна. Люди вокруг и гигант из синих слов и черной стали — все превратились в серые тени. Серой тенью стал Карлеон. От гиганта расходились волны противного, липкого страха, но Девять Смертей лишь улыбался. Страх и боль подпитывали пламя, что взвивалось выше и выше.

Мир горел, а в центре его ярче яркого пылал Девять Смертей. Он поманил великана пальцем.

— Я тебя жду.

Огромные кулаки полетели ему в голову, пальцы попытались схватить его, но ничего не поймали. Разве что эхо от хохота. Легче поймать пляшущий огонь, змеящийся хвост дыма.

Круг превратился в домну. Остриженные стебли травы стали языками пламени. Пот, кровь и слюна падали на них, как жир — из туши на вертеле.

Девять Смертей зашипел — вода на углях. Шипение перешло в рев, с которым железо пузырится в тигле, а после в рокот, с каким горит сухой лес. Девять Смертей дал волю клинку.

Серая сталь, жужжа, рассекла воздух, ударила о покрытую рисунком плоть гиганта. Великан увернулся, и меч раскроил голову щитнику — мозг и кровь забрызгали рядом стоящего. В кругу образовалась брешь. Остальные щитники попятились, объятые страхом. Его они боялись даже сильней Ужасающего и правильно делали. Когда Девять Смертей изрубит на куски демоново отродье, он примется за остальных. Все, кто еще жив, — ему теперь враги.

Круг превратился в котел. Стены и люди на них рябили, шли волнами как густой пар. Земля вздымалась и кипящим маслом ходила ходуном под ногами Девяти Смертей.

Он завизжал и опустил клинок на покрытую шипами броню. Сталь зазвенела о сталь, как молот о наковальню. Гигант прикрыл бледную часть головы синей ладонью; его лицо пузырилось клубком могильных червей. Меч не рассек череп, но отхватил кусок уха, и по могучей шее великана двумя ручейками потекла кровь.

Выпучив глаза, гигант взревел подобно грому и бросился вперед. Девять Смертей нырнул и прокатился под огромным кулаком. Заметил расстегнутую пряжку поножи. Меч змеей вошел в бледную плоть, что открылась в прорехе. Гигант зарычал, развернулся на месте и рухнул на колени.

Круг превратился в тигель. Лица людей плыли как дым, как расплавленный металл, смешиваясь с узорами на щитах.

Время пришло. Взошедшее солнце ярко светило, играя бликами на тяжелой нагрудной пластине, указывая слабое место. Время пришло, и мгновение было прекрасным.

Мир полыхал, и Девять Смертей пляшущим языком пламени взвился над землей, прогнулся, поднимая меч. Работа Канедиаса, мастера Делателя; клинок, острей которого не было на свете. Безжалостное лезвие врубилось в черную броню и распороло ее, оставив длинную борозду как в стали, так и в плоти. Сноп искр смешался с фонтаном крови, скрежет металла — с воем, что вырвался изо рта гиганта. Сталь глубоко вошла в бледную половину великанского тела…

Но недостаточно глубоко.

Ужасающий обхватил Девять Смертей и стал прижимать к себе. Зазубрины на поврежденной броне впивались в тело. Все плотней и плотней прижимал его к себе великан. Шип на пластине доспеха пронзил Девяти Смертям щеку, скрежетнул о зубы и проколол язык. Рот наполнился соленой кровью.

Девять Смертей будто придавило скалой. Как он ни злился, как ни горел гневом, как ни старался вырваться и ни вопил от ярости, ручищи великана держали его крепко, словно земля — покойника. Из порванной щеки, из ран на спине сочилась кровь; кровь, обжигая, хлестала из пробоины в броне Ужасающего.

Мир полыхал. Где-то над этой домной, над этим котлом, этим тиглем, кивнул Бетод, и холодные руки гиганта начали сжиматься сильнее.

Ищейка шел на запах. Нюх его редко подводил, и сейчас он надеялся — очень надеялся, — что взял верный след. Запах был отвратительный, словно кто-то забыл достать из печи сладкий пирог. Ищейка вел товарищей по пустому коридору, по утопающей в тенях лестнице; он крался по сырой и темной, запутанной утробе холма Скарлинга и наконец расслышал нечто столь же дурное, сколь и запах, на который шел. Женский голос, очень тихий, напевал песню на чужом языке.

— Кажется, нашли, — пробормотал Доу.

— Не нравится мне это пение, — прошептал в ответ Ищейка. — Ведьма ворожит, не иначе.

— А ты чего хотел? Гребаная ведьма, на то и ведьма, чтобы ворожить. Зайду к ней сзади.

— Нет, жди… — Но Доу уже на цыпочках метнулся в обратную сторону. — Твою мать.

Ищейка пошел дальше на запах, Молчун крался за ним следом. Пение становилось все громче, отчетливей. Из сводчатого прохода в конце коридора лился свет. Он вжался в стену и выглянул за угол.

Комната и правда напоминала обиталище ведьмы: темная, без окон, освещенная единственной жаровней. Шипящие угли отбрасывали на стены грязновато-красные отблески и наполняли воздух сладковатым зловонием. Всего в комнату вело четыре прохода. Всюду стояли горшки и кувшины, с закопченных стропил свисали пучки трав, хворостинок, сушеных цветов — их тени напоминали силуэты повешенных.

Над жаровней, спиной к Ищейке, широко раскинув бледные руки, стояла женщина. На ее тонких, блестящих от пота запястьях поблескивали золотые браслеты; на плечи ниспадали спутанные черные волосы. Ищейка не понимал ее пения, но догадывался, что ведьма творит темные чары.

Молчун поднял лук и вопросительно выгнул бровь. Ищейка покачал головой и молча достал нож. Попробуй попади в ведьму, а попадешь — кто знает, что она выкинет? Холодной сталью по шее — вот верный способ.

Вдвоем они вошли в комнату. Горячий воздух был плотен и густ, как болотная жижа. Ищейка старался не дышать — просто чтобы не задохнуться. Кожа моментально покрылась испариной, или же на ней осел пар. Он осторожно ступал между горшков, венков и бутылок. Потными пальцами стискивал рукоять ножа, глядел в спину ведьме, между лопаток, готовый вонзить туда сталь…

Он задел ногой кувшин, и тот покатился по полу. Ведьма резко обернулась, прекратив петь. Сухим и бледным лицом она напоминала утопленника; подведенные черной краской узкие глаза были синими и холодными, как океан.

Круг замолчал. Щитники, чьи лица вытянулись, больше не держали границу. Толпа напирала на них сзади; жители Карлеона чуть не падали через парапет, но и на стенах воцарилась мертвая тишина.

Как ни напрягался Девятипалый, как ни выкручивался, великан держал его мертвой хваткой: под синей кожей бугрились мышцы; огромные ручищи выжимали жизнь. Вест, глядя на это, беспомощно кривился. Столько жертв, столько погибших — и все напрасно. Бетод уйдет.

И вдруг Девятипалый зарычал по-звериному. Хватка Ужасающего была крепка, но синяя рука дрожала, как будто не в силах окончательно сломать противника. Вест напряженно замер, глядя на это. Толстый ремень щита впился в ладонь, челюсти сжались так, что заболели зубы. Поединщики намертво сцепились, напрягая все свои силы, и застыли, словно окаменевшие, в центре круга.

Ищейка прыгнул на ведьму, занося нож для удара.

— Стой.

В мгновение ока он замер. Такого голоса он прежде не слышал. Одно слово — и в голове не осталось ни мысли. Ищейка почти не дышал, желая лишь, чтобы бледная женщина сказала еще что-нибудь.