Земные и небесные странствия поэта
Шрифт:
Так я в надежде много дней у Кремля простояла… Чуть в землю заживо не ушла, не проросла… ноги подкосились…
Потом заболела, домой вернулась…
О, Матерь Божья!.. Каюсь, каюсь я за эту брусничную банку… Это ведь терроризм!..
Господь милостивый упас меня от греха смертоубийства…
Но кто за нас беззащитных, умерщвленных, убитых, обобранных безвинно до крыльца гнилого, отомстит?..
Кто, сынок?..
Я молчал…
…И вот мы прощаемся
И я обнял её на прощанье и сказал:
— Матушка… мама… Переезжай ко мне… вместе с козой… у меня дом обжитой, а я один холостяком живу…
Но она тихо, бережно обняла меня землистыми своими медвежьими, однако пуховыми, неслышными крестьянскими руками:
— Сынок, сынок… Не могу пока…
Тут, по лесам золотым, наша Божья Матерь бродит, летает…
Она, Вечная Матерь, посещает наши деревеньки, как больницы. И она всем болезным, одиноким помогает… И в Царствие Небесное провожает…
И вот придет Она в нашу деревню — а тут никого… Кто же Её, Вечную Заботницу, Целительницу встретит?..
Только я одна и осталась, чтобы Гостью, Матерь всех людей встретить…
…Я на прощанье обнял старуху и быстро пошел к машине, не оглядываясь, чтобы не разрыдаться, не расплескаться…
В последние годы все больней и разрывчивей мне с людьми прощаться…
Потом я сел в машину, посигналил старухе прощально и помчался по утренней, туманной дороге зыбкой, пустынной…
Я проехал несколько километров в каком-то жестком забытье, но потом вдруг остановился, а потом вдруг радостно, вольно, счастливо зарыдал, забился, заплакал необъятно…
Никого окрест не было, и я радостно рыдал среди осенней, золотой пустыни…
И вспомнил слова Спасителя: “Блаженны плачущие, ибо утешатся”…
Потом я развернулся и помчался вспять…
О Боже… как хорошо возвращаться назад…
…Она всё еще стояла у избы и глядела на дорогу вослед мне…
И снежная коза стояла рядом с ней и покорно глядела на дорогу…
Я счастливый, весь в слезах, бросился к Марфиньке-матушке и что-то побито, криво залепетал:
— Мама! Мама!.. Я буду каждый месяц приезжать, навещать вас… тебя…
Ты меня спасла, сберегла… Ты моя мать…
— Сынок! не застудись… Скоро снег… — только и сказала она…
А потом вдруг зашептала мне повинно:
— Сынок, сынок… Я ведь тебя обманула…
Я ведь тогда президента-то нашего повидала… Видимо, ему доложили обо мне… Вышел он ко мне из машины-то… Охранники нас охватили, как петлей, со всех сторон…
Я и увидела вблизи его лицо — измятое, виноватое… покоробленное, измученное, изрубленное, как бледная, белая капуста перед засолом…
Жаль мне его стало до костей… как сына спившегося…
Зарыдала я, заплакала… Ему ведь одному за всю пьяную Россию перед Богом отвечать!..
И он вместе со мной заплакал…
Я ему банку с вареньем протянула: “Это тебе, сынок, от нас, от крестьян твоих… Я ведь одна у нас в деревне осталась… дальше
некому будет тебе варенье варить…”А он плачет и говорит: “Я ведь ничего хорошего крестьянам не сделал… За что же мне варенье-то?”
Тут я еще больше прослезилась…
Тогда он варенье взял… добрый он. И уехал…
Только запах перегара от него в воздухе остался…
Так мы и расстались…
И старуха замолкла, замкнулась, сгорбилась…
И стала мне во сто крат родней и ближе…
“Нет на земле чужих… Все родные…” — подумал я…
И, значит, смерти нет, потому что не могут умереть все люди на земле… да…
Не может умереть любовь на земле…
Так мы и расстались…
…И с того дня я часто мечтал посетить старуху Марфу в одинокой избе её…
И часто вспоминал одну ночь в ее избе, когда я проснулся оттого, что дрожащие бугристые старушечьи пальцы, похожие на кору старой березы, нежно ласкали меня по челу сонному моему…
И персты эти святые томительно сладко пахли козой, словно коза ласково склонилась надо мной, словно русская дряхлая береза склонилась по-матерински надо мной…
И я вспомнил, как родная мать моя склонялась надо мной в сиянье Млечного Пути…
Как гроздь гиссарского янтарного колосистого винограда склонялась надо мной…
… Сынок, сынок… спи! спи! Спи…
То гроздь винограда плывет надо мной…
То русская старуха береза коза дышит веет блеет надо мной…
О Боже…
А коза при печных всполохах глядела на меня талыми изумрудными глазами Гули…
…Гуля! Ты глядишь на меня?..
И куда зовешь?.. В Водопад?..
Да рано мне еще…
И…
Глава десятая
АНГЕЛ СЕРЕБРЯНЫЕ ВЛАСЫ
…То ли ангел в дожде?
То ль жасминовый куст?
У дороги в тумане теряется…
Я лицом в него тычусь и трусь…
То ль взлетает он? То ль осыпается?..
…И вот еду я по утренней, сонной дороге в туманах осенних набегающих…
Рана моя от смерти матери притихла… Отпустила…
Туманы то набегают, натекают на дорогу, закрывая, поглощая холмы и долины, то открывают осеннюю, золотистую овидь, оглядь… Как живые…
Я вспоминаю рассказ старухи Марфы-Воительницы о банке брусничного варенья.
И опять печальные мысли о России, как осенние, призрачные, низкие тучи, обнимают мучают меня…
…Как мог так ломко, хлипко погибнуть, саморазрушиться могучий СССР?..
Хотя Он не разрушился — Его разрушили в тайной войне… нынче великие войны протекают бесшумно, без стрельбы, без атак, а в головах вождей-иуд…
СССР рухнул в головах вождей, а потом и наяву…
И где весь трехсотмиллионный советский, в одночасье сгинувший народ?..