Земные и небесные странствия поэта
Шрифт:
В каком глухом котловане? рве?..
Без вести пропавший на глазах у всего мира народ?..
Вот так пропали древние римляне?.. древние иудеи?.. древние греки?.. византийцы?..
Как великая мощь в несколько дней или даже часов обратилась в больную немощь?..
Как Великая Держава, пекущаяся о каждом тщедушном, пьющем мужичонке, о его работе, жилье, ученье детей, о его судьбе, о его пианстве — как могла такая Держава превратиться в бессмысленный, пахучий, кочевой цыганский базар, торжище, кочевье брошенных человеков и целых народов-сирот?..
Как сталь стала кислой ржой?..
Как
За что явились в мире 300 миллионов несчастных, удивленных людей и горстка всемогущих кровавых татей — пастухов-погонщиков, придумавших какие-то пустые словеса: “перестройка”, “реформа”… “права человека”… “капитализм”… “валюта”…
И все 300 миллионов смирились?..
Кроме этой бабки с брусничным вареньем у Кремля?..
А где же клятвы и присяги Советской победоносной Армии?..
А? А? А?..
…А где был и есть я? А я восстал?.. Ученый с мировым именем — и я на весь мир промолчал…
О Боже!..
…И всё чаще, когда я вопрошаю, за что Господь Русь Святую и её наследника — СССР — так яро покарал, я всё чаще останавливаюсь на том адовом расстреле Царской Семьи в ипатьевском подвале!..
Когда безвинные, уже небесные отроковицы, райские царевны, подушками защищали друг друга от ветхозаветных пуль — не себя! не себя! — а “други — сестры своя”…
Да! Да!..
Там всеобщая гибель началась!..
Там исток!..
Оттуда потекли ручьи русской крови, собираясь потом в широкошумные реки…
Там ледник, откуда потекла русская вековая кровавая река!..
Если можно убить — предать, растерзать в подвале Помазанника Божия — то что же можно сделать с тобой, мой безымянный, смирившийся с этим убиеньем, русский брат?..
А?..
Если Царь — закланная Овца, то что тогда немой народ, раб Царя?..
Но!..
И!..
И опять наползают осенние, болотистые туманы на дорогу — ничего не видно окрест, словно один я еду в тумане, и туман знобкий проникает в голову мою, и я едва еду…
И вспоминаю в тумане стихи поэта Z:
…Если ты родился русским на Святой Руси,
То не будет тебе счастья, как ни голоси…
И куда ни колеси!..
…Во мне две крови текут-говорят…
Одна кровь — кровь моего убитого отца — еврейская, бурливая, бешеная, как горная река…
Это кровь ветхозаветных Пророков, вопиящих против зла, против безбожия, против Золотого тельца, против греха…
Эта кровь не дает уснуть многим народам в их сытом историческом сне, не дает им сладко забыться в розовых домиках-склепах их…
Эта кровь разрушает империи, страны, языки, города, чтобы человеки знали, что земная жизнь перед Богом — это суета сует, тщета, вода…
Эта кровь гонит Мельницу Мировой Истории, в которой все человеки — лишь сладкая хлебная пыль, мука…
Да?..
Вторая кровь во мне — кровь моей убитой матушки — тихая, смиренная, глубокая, как русская река…
И эта кровь
зовет меня к великому смиренью, и далеким монастырям, к святым отцам, к небесам… И тоже говорит, что земная жизнь перед Богом суета, трава, тщета, вода… да?..О Господь мой!..
Крови разные — а цель одна… да?..
Дать тленному человеку вечную веру в вечный рай?.. да?..
Да!..
О Боже!.. Два Сада колышатся на историческом ветру — жаркий иудейский Сад и заснеженный русский Сад…
Но Плод у Них один — Бог…
И только Любовь соединяет Их, как соединила Она моего отца и мою мать… Израиль и Русь…
…И тут странное явленье, странный призрак плывет по дороге в тумане: девочка на велосипеде… Высокая… в вязаной шапочке спортивной и в спортивном узком костюме…
Стройная, как древняя египтянка, вырезанная на древних камнях…
Я медленно еду в тумане, и она останавливается около меня.
И вдруг сдергивает с головы шапочку — льняные, дивной шелковистости, длинные, ангельские, волнистые, осиянные, лучистые серебряные волосы, власы падают, разбегаются, разливаются на плечи её, и я впервые в жизни понимаю, почему все Святые отцы всех религий запрещают женам и девам распускать власы…
Ангел Серебряные Власы…
Древние раввины говорили, что дьявол пляшет на кончиках девьих волос…
А Она победно глядит на меня лазоревыми, русским глазами, очами…
Это не фригийские синь-васильки во ржи…
Это лесные дымчатые колокольчики во льне… (Лесные колокольцы тоже вымирают и тоже попали в Красную Книгу).
Никогда я не видел таких водопадных, искрящихся, херувимских влас и глаз-колокольцев текучих, лесных таких на человечьем лице…
А вся она, девочка-подросток, как птица райская пава, покрыта старинным, русским, павловопосадским платком… да!
Птица нагибается ко мне и говорит детским шепотом простуженным, неокрепшим, щекочущим, обольстительным:
— Сударь!.. Вы не желаете женщину?.. И старинную русскую любовь в стоге медового сена?.. С древней медовухой в царских кубках-потирах? С древнерусскими плясками и песнями?..
— А где ты видишь женщину?..
— Это я, сударь!.. Я знаю секреты старинной русской, боярской любви в сене! В копне! В стоге душистом! С песнями и плясками забытыми деревенскими! А я все умею!.. И щекотать до смерти, как русалка, умею…
— Ты не женщина. Ты ребенок… Поезжай немедленно к родителям. Иначе я сообщу в милицию…
А у меня нет родителей… Они спились, и их лишили родительских прав… а я учусь и живу в детском доме имени Михаила Горбачева… Он сам миллионы сирот натворил — и вот открыл один детский дом!.. Отец сирот… Убийца, растлитель родителей — стал отцом сирот… Как Сталин…
Я вздрогнул: откуда она знает о Сталине?..
— Девочка, уходи… Я не могу ничем помочь тебе…
…Тут она разочарованно собирает неистовые свои льны-власы, нимбы осиянные, и туго прячет, загоняет их непокорность, несметность их под бедную вязаную шапочку, как волка в клеть…