Земные и небесные странствия поэта

Ах февраль! мой дряхлый а сладкий а лакомый дочеловечий допотопный первобрат!..

Ты на вечность дряхлей мудрей меня а зажег у ручья куст жемчужного младоминдаля!..

И!..

Глава XXIX ПЕСНЯ

И дева вешняя с пчелою на плече грядет грядет грядет грядет

И дева вешняя с пчелою на плече грядет грядет

И древо вешнее с пчелою на пчеле цветет цветет цветет цветет

И древо вешнее миндальное цветет

И дева со очами талыми подснежников февральских у очей

моих грядет грядет грядет

И я персты смиряю средь текучих льдов новорожденных

средь ручьев потоков родников

И я уста смиряю в волнах родников

Уходит дева со смиренною февральской ранней пробужден—

ою златой златой пчелой

Уходит дева со смиренною февральскою пчелой златопчелой

Лейли!.. Ты!..

Лишь древо хладное миндальное над головой моей цветет

цветет живет

Лишь древо со пчелою на пчеле у уст моих поет поет поет

Но! но! но!..

Глава XXX ГОСТЕПРИИМСТВО ТАДЖИКОВ В ГРАЖДАНСКУЮ ВОЙНУ

Но!..

Снег февральский выпал в родном ущелье варзобском моем…

Окрест одинокой кибитки моей снежно светло светло…

Но ранний вечер горный грядет…

И вечерняя неизбывная печаль объемлет житие сиротское мое…

Возлюбленные давнопрошедшие святопрошедшие прежде медовые а нынче ядовитые друзья и жены мои

Навек ушедшие бродить по разрушенной русской империи и сгинувшие бесследно горячо болезненно рыдалисто

Приходят к ночи в бедное мое жилье в ссохшееся сердце мое в снежную уже не вмещающую душу мою

И нет! нет! нет! снега и нет сели и нет камнепада чтоб их навек насмерть завалило застудило залило занесло…

Они стоят и немо разрываюше рыдают окрест снежной кибитки моей…

Они окружили обложили рухлую кибитку и в ней жизнь нищую мою как волки обреченное стадо архаров

И я боюсь выйти к ним но еще больше боюсь их утратить забыть…

…Но кто-то стучится в дверь мою — какой-то вечерний снежный гость входит в кибитку мою:

— Ассалом Аллейкум дервиш Ходжа Зульфикар!..

Я Зиерат-Шо… Я пришел с Памира… А ты из Гиссара…

А между Памиром и Гиссаром огонь смерть резня бойня война…

Между Памиром и Гиссаром древние мосты овринги горят и кровяные ручьи текут…

А скоро будут реки…

Дервиш я принес тебе памирские бадахшанские лалы дары гостинцы…

…У него в цепких младых жгучих землистых извилистых руках узелок с горными дарами…

Но младые его руки дрожат…

И он долго долго развязывает узелок…

И я уже знаю что в его узелке потому что руки его дрожат…

…Зиерат-Шо дальный родной мой брат!..

Я люблю тебя хотя никогда на земле мы не виделись с тобой…

Не торопись…

И он вначале вынимает расписные памирские джурабы-носки…

А потом выдирает из платка автомат…

И ствол с раструбом бутоном тюльпана в трех шагах глядит сверлит упершись в меня потому что кибитка моя мала и тут промахнуться нельзя…

И я радостно чую что сейчас я умру…

И возлюбленные прошлых дней и лет перестанут враз мучить меня… Хотя живые тоже могут мучить мёртвых…

И тут — в загробных и земных страданьях — связь Двух Миров…

Аллах я счастлив что иду к Тебе!..

Айхха!..

— Зиерат-Шо родной брат!..

Как жаль что мы в первый и в последний раз повидались с тобой брат…

Я сразу узнал по твоим глазам и рукам какой дар томится таится в твоем узелке…

Я мог бы порвать унять тебя моим двуострым каратагским ножом пока ты долго развязывал платок…

Но ты ведь в моей кибитке гость…

И потому первая очередь за тобой родной брат…

Ты гость и первая очередь твоя…

А первая тут и последняя брат…

…Тогда он рыдает он совсем мальчик отрок молочный агнец в майских травах…

Тогда он бросает на глиняный пол моей мазанки глухой автомат

— Зиерат-Шо возлюбленный брат… сынок…

Садись… будем пить зеленый самаркандский чай…

А потом пойдем по первому снегу к Варзоб-дарье…

Там от воды тепло…

Там от речного тепла струистого первобытного расцвел первый куст миндаля…

Пойдём любоваться жемчужным кустом миндаля!.. Он мудрей нас!..

Дервиш сказал:

— Но печалит меня то, что теперь убийц палачей множество

в народе моем…

И руки их возлюбили лелеять автомат а не кетмень-лопату…

И нескоро они бросят о землю автоматы и придут к мин-

дальному кусту у реки…

Но есть и иные блаженные мужи в народе моем.

Они как златые форели в алмазно вспыльчивом ручье!..

Вот Ахмаджон-декханин-крестьянин божий святой раб!..

Вечен народ в котором творит таких мужей всевидящий Аллах!..

Аллаху Акбар!..

Аллах велик а человек мал!.. Аллах как Вселенная велик а человек как земля мал…

Глава XXXI АХМАДЖОН-ДЕХКАНИН

Ахмаджон-дехканин ранним сизым утром один вышел в хлопковое поле где несметный белопенный урожай хлопка плыл снежным избыточным облаком…

Один он собирал в поле гиссарском родимом колыбельном урожай неслыханный…

И быстро наполнил мешок-канар…

И понес его улыбчиво на пустынный голый хирман — хранилище покоище хлопка…

…Тут пуля кочевая рдяная среди альпийского снежного поля хлестнула неслышно словно слепень сочно мясисто загробно рванула его в правую руку которой он проворно тяжкий канар перезревшим летучим хлопком набил набрал…

И вначале от нежданного удара пули он покорно вожделенно упал на свой мягкий канар как в постель взбитую родной дальней матерью Зайнаб-биби и подумал: «Вот умру усну истеку алой кровью в снежный мягкий мой канар. И станет мой канар мой саван кафан как у бухарских шейхов белопенная чалма…»