Земные наши заботы

управления сельского хозяйства, начертавшего одно-единственное слово:

«Разрешаю». Это значило, что область разрешила хозяйству, после долгих

хождений и просьб, сдать «поименно» указанных в акте выбракованных коров на

мясокомбинат, а мясокомбинат получил право принять их. Если же акт вернется

из области без этой печати и подписи, то хозяйство будет кормить недойных

коров еще несколько месяцев. А не разрешили сдать их потому, что кроме плана

производства и продажи молока существует еще и план поголовья скота, который

и понуждает областных руководителей вмешиваться в деятельность хозяйств,

понимая, конечно, что такое вмешательство сдерживает рост продуктивности

стада.

И набирается таких жирующих коровушек где полторы, а где и две тысячи на

район. Не единицы, не сотни, а тысячи! Месяцами стоит это огромное стадо на

фермах: пьют, едят, требуют ухода, а молока — ни литра. Выполняют

единственную роль — числятся в поголовье, снижать которое нельзя. Смотришь

на такое и диву даешься: до чего же живуч формализм! Для него существует

лишь один резон — внешнее благополучие.

Вот и вернулся к тому, с чего начал, — к планированию. Вернее,

собеседники каждый раз возвращали меня. И их доводы чуть не дословно

совпадали с размышлениями, изложенными в письме, которое лежало у меня в

портфеле и, казалось мне, все время «говорило». Пришло оно от Александра

Васильевича Перевалова, председателя сибирского колхоза, проработавшего на

этой труднейшей должности более четверти века. Тоже с 53-го!

Рассказывал председатель, что поля колхоза «Путь Ленина» сплошь у тайги

отвоеваны не в такие уж давние времена, а некоторые — и совсем недавно. И

хотя отступила тайга, покорившись человеку, однако и после отступления все

еще «леший камнями в отместку кидается». Их столько бывает тут накидано, что

пашни не видно. Вот и приходится каждый год снова и снова выходить, всем

миром на сбор выпаханных камней, иначе не заделать семена в почву, не

получить хорошего урожая. Горы камней высятся по кромке каждого поля, тысячи

тонн. Так что есть чем дороги бутить, не жалко и с соседями поделиться.

И вот на такой пашне, к тому же на пашне с вечно мерзлой основой, где «июнь

— еще не лето, июль — уже не лето», получают в среднем по 20 центнеров

пшеницы с гектара, а в благоприятные годы — и по 32 центнера. Урожаи если не

рекордные, то на уровне передовых хозяйств области, находящихся в несравнимо

лучших климатических условиях. С этой же пашни ежегодно получают такое

количество кормов, какого хватает для долгой зимовки 2650 голов крупного

рогатого скота, в том числе более 800 коров, от которых надаивают в среднем

по 2400 килограммов молока, а молодняк каждые сутки нагуливает по 534 грамма

мяса.

И все же достижения эти (так считает сам председатель!) ниже собственных

возможностей. Почему? Отвечая на этот вопрос, Перевалов пишет:

«Не должно быть такого положения, когда район дает указание хозяйству (а

району — область), сколько сеять, и когда начинать сев, когда к уборке

приступать, сколько иметь скота, кормов и какова должна быть продуктивность.

При таком положении, противоречащем решениям партии, разрушается инициатива

снизу. Руководители, специалисты и колхозники превращаются из творческих

работников в исполнителей, не всегда старательных. Однако спроса с них за

провал учинить нельзя — они не сами творили, они выполняли «рекомендации».

Если же все-таки спрашивают, то на столе появляется заявление об уходе».

И предлагает доводить до хозяйств на каждый год план производства товарной

продукции не от достигнутого уровня в хозяйстве, а на гектар условной пашни,

исходя из ее экономической оценки. Там, где еще нет земельного кадастра,

определять эту величину по средним показателям, достигнутым хозяйствами зоны

или района за минувшее пятилетие.

Отсюда и минеральные удобрения распределять бы не поровну всем хозяйствам, а

по фактическому количеству товарной продукции с гектара условной пашни.

Продал больше продукции — получил удобрений больше. В этом случае

государство (интересы которого надо учитывать в первую очередь) дает

столько, сколько оно получило, а хозяйство получает столько удобрений,

сколько необходимо на восстановление затраченного плодородия почвы.

«Да и подоходный налог надо бы брать не так, как он берется сегодня: чем

больше производишь продукции, чем выше рентабельность, тем больше подоходный

налог. Получается что-то вроде штрафа за хорошую работу. Хозяйства,

работающие плохо, имеющие небольшие доходы, не платят государству ни

копейки, они освобождены от этого налога. Нет, колхозам и совхозам

государство дало землю, за землю и должно взыскивать, тем самым понуждать

нас, хозяйственников, более эффективно использовать каждый гектар пашни...»

С этим предложением А. В. Перевалов обращался в Министерство финансов СССР.

Ответ, поступивший ему, председатель приложил к письму. Вот он:

«Размер доходов колхозов зависит от целого ряда факторов. В значительной

мере уровень доходности определяется квалификацией руководящих кадров, их

умением организовать производство. Однако нельзя забывать и о таких важных

факторах, как почвенно-климатические условия, техническая вооруженность,

специализация производства, различный уровень товарности хозяйства».

Читал я эти доводы и подмывало меня сказать товарищу, подписавшему ответ:

да, забывать о почвенно-климатических условиях никак нельзя хотя бы потому,

что ответ этот адресовался специалистам, работающим не на Кубани, а в зоне

вечной мерзлоты, и ссылка на благоприятные природные условия не улыбку у них

вызовет, а досаду и сомнения. Тут уж каждый подумает: да, в начислении