Зеркала
Шрифт:
— Страшная кличка. Он был страшным?
— Мы часто дрались.
— Расскажи о нём.
Так миновали несколько недель. В летнее время занятий у детей не было, учителя не приходили и воспитанники были предоставлены сами себе. Они проводили время в своих комнатах и в ясную погоду — на улице. Иногда воспитатели придумывали для них спортивные соревнования, показывали им фильмы и приносили настольные игры.
Слава продолжал ругаться с Джубили и таскаться за Генералом. Он никому не объяснял, зачем делал это. И вряд ли смог бы объяснить даже себе. Но было в этом воспитателе что-то, выделяющее его из остальных людей, которых собрала под собой крыша Дома. Например, он видел в зеркалах то, чего
Генерал мальчика не отталкивал. И Слава провожал его каждый раз, стоило воспитателю появиться в коридоре, взглядом внимательным, изучающим. Они вдвоём словно разделяли огромную тайну, о которой не знал никто вокруг. Славе казалось, что Генерал всё-всё знает. Вот только почему-то не стремится об этом распространяться. Мысли о том, что кто-то рядом хранит с ним одну тайну на двоих, помогали Славе освоиться в этом месте.
За это время мальчик смог немного изучить Дом. Он был широким, трёхэтажным, тянулся высокими потолками вверх; они держались на огромных стенах, тяжёлых, массивных, исписанных посланиями времён минувших и настоящих. Слава изучал надписи на них и пытался их понять.
Здесь повсюду сновали дети, реже — взрослые и воспитатели. На первом этаже была столовая, кабинет директора, пустой закрытый зал, куда не пускали никого. Над ним — учебные классы и спальни мальчиков и их воспитателей, расположившиеся на втором этаже. На третьем этаже жили и учились девочки. Дом был вытянутым, коридоры — длинными, и дверей в них было куда больше, чем могло показаться на первый взгляд. Дом изгибался буквой «П», обращённый фасадом к городу, а левым и правым крылом огораживал пустой внутренний двор — излюбленное место воспитанников, где они в хорошую погоду проводили всё своё время.
В Доме был медпункт, чердак под скатной крышей, архив в подвале, загадочные кладовки, а так же ещё куча мест, о которых Слава только слышал, но побывать в которых ему так и не удалось. Но Слава и не торопился. Своей недоступностью они создавали в разы меньше тайн, чем делали это возвысившиеся на глазах у всех стены. На них были рисунки, странные слова, бессмысленные каракули мелками, карандашами, ручками, фломастерами. Самые смелые писали красками, иначе откуда вообще этим надписям взяться. У кого бы Слава ни пробовал это узнать, все улыбались загадочно. У воспитанников Дома и стен были свои секреты. Но мальчику казалось почему-то, что всё это мелочи.
Дети и вправду видели в этом необъяснимую тайну, созданную для развлечения. Но всё было отнюдь не так просто. Слава не знал, но чувствовал это. Блуждая по коридорам и рассматривая двери, стены и истёртый грязный линолеум под ногами, Слава вспоминал о том, для чего он вообще появился здесь.
В один из дней он подбежал к Старухе — воспитателю младшей первой группы мальчиков.
Несмотря на свою кличку, придуманную кем-то весьма предприимчивым, Старуха был мужчиной, взрослым, но не старым, хотя и имел бороду и вёл себя как ворчливый пень. Слава был определён во вторую старшую группу, а вторую группу мелких ещё не набрали, поэтому и воспитатель мог бы с чистой совестью отправиться в отпуск. Но он почему-то не уходил. Он Кентервильским привидением бродил по коридорам и вечерами разгонял детей по комнатам, а затем шёл пить к Ресторатору.
Воспитатель первой младшей мог дать ответы на Славины вопросы.
— Скажите, а вы давно здесь? — интересовался мальчик. — Вас зовут «Старухой», а это значит, вы старый.
— Вот ведь, — мужчина цыкнул, нахмурился и заворчал недовольно, — ненавижу эту кличку. Чего тебе, мелкий?
— Я не мелкий, я Слава.
—
Слава? Вот так просто? — он хмыкнул, пригладив бородку. — Что, ещё не получил прозвище?Слава замотал головой.
— Скажите, в доме когда-нибудь жил человек с кличкой «Фаллен»?
Старуха почесал затылок, задумавшись.
— Да тут много кто жил, смысл каждого помнить. Кажется, в моих группах такого не было. Может быть, во второй был? Спроси у Дениса. То есть… у Генерала вашего.
Слава вздохнул. Он уже спрашивал, но так и не получил ответа.
— Я не помню человека с такой кличкой, извини, — сказал ему воспитатель.
Слава ушёл от него расстроенный, но не потерявший надежды.
Дом забывал ушедших. В том, что «Фаллен» не являлся воспитанником, Слава понял очень быстро. Имена и клички живущих в Доме давно перестали быть загадкой. Ему только оставалось выяснить, как давно «Фаллен» ушёл отсюда, а потом — что ему всё-таки следовало предпринять. Он должен сам догадаться? Придумать? Или кто-то поможет ему? Всё это выглядело так запутанно. Почему ему не объяснили с самого начала?
В первых числах июля погода испортилась. Зачастили дожди. Они барабанили в окна и мешали заснуть. Старуха и Рестор разгоняли детей по комнатам. Летом, когда во время отбоя на улице не успевало темнеть, делать это было проблематично.
— Слышал, ты ищешь Фаллена. — Хитрый голос раздался совсем рядом. Слава обернулся. За его спиной стоял Джубили с его неизменно противной миной. Он улыбался гадко и явно готовил какую-то подставу.
— Я знаю, где его можно найти.
***
— Все на своих местах?
Стоило Генералу заглянуть в комнату, как мальчики попрятались с головой под одеяла. В полумраке спальни, свет в которую поступал только из приоткрытой двери, ведущей в коридор, раздались смешки.
— Славы нет! — крикнул кто-то, вызывая новую волну сдавленного хохота.
— В смысле Славы нет? — переспросил Генерал.
— Ну ты как там, долго ещё? — из-за его спины выглянул Рестор, который был точно не в духе, но явно в предвкушении отличной ночки.
И тотчас же все в комнате в мгновение стихли.
— Так, не понял. — Воспитатель первой старшей бегло осмотрел все кровати. — А ещё один где?
Гробовую тишину разбил рокочущий ливень, порывом ветра хлестнувший в окна.
— Так, я не понял! — ударив кулаком о стену, громко крикнул Ресторатор.
— На кладбище, — пискнули с другого конца комнаты.
— Чего?
Воспитатели переглянулись и Генерал готов был поклясться, что никогда ещё не видел, чтобы выражение лица Рестора сменялось с такой скоростью. Тот широким шагом подошёл к кровати Джубили и, скинув одеяло, вздёрнул мальчика.
— Ещё раз, — прошипел он. — Что ты сейчас сказал?
***
Накрываясь от разошедшегося дождя старой курткой, которая была ему велика, Слава пробрался через дыру в заборе за сараем. Отодвинул доски, сваленные в кучу, и прополз по грязной сырой земле, перепачкавшись с головы до ног. Но эту границу между Домом и миром снаружи он всё-таки преодолел. Сделать это, как оказалось, было не так сложно.
Джуб не соврал. И хоть Слава до последнего сомневался в его словах, этот трус, так или иначе, наводку дал верную. А дальше всё оставалось на совести Славы. Может быть, всё это было лишено смысла с самого начала, но теперь уже останавливаться было поздно. Из-за дождя и провальной темноты, облепившей всё вокруг, дорога различалась плохо. Но Джуб сказал идти по ней, и Слава должен был идти по ней. Он стукнул фонариком о широкий ствол дерева и свет заморгал неохотно. Дрожащий ломаный луч осветил дорогу впереди, открывая собой какую-то пару метров, но рассчитывать на другое не приходилось. Слава нырнул в кусты, не сводя взгляда с еле заметной тропинки.