Зеркало души
Шрифт:
«И что же заставило Вас утратить веру?» – тихо переспросил священник, ошеломлённый подобным откровенным признанием.
«В один момент я поняла, что меня просто используют – используют втёмную, заставляя убивать – и убивать отнюдь не ради общего блага, а ради чьих-то корыстных низменных интересов…» – медленно произнесла Софи, подавленным голосом добавив – «Я знаю, знаю, что убийство человека – каждого человека этой грех. Тяжкий грех…».
«Однако Вас беспокоит отнюдь не это?» – мягко с пониманием уточнил служитель.
Девушка,
«Сделанного уже не вернуть…» – спокойно произнёс собеседник.
«Я знаю…» – покорно произнесла Софи, с надеждой в голосе продолжив – «Сможет ли Святая церковь когда-нибудь отпустить мне этот грех?».
«В ходе своей… работы Вам, случайно, не доводилось убивать епископов?» – деликатно поинтересовался священник.
Опешив от подобной постановки вопроса, девушка быстро ответила – «Нет, что Вы, Падре – никогда!».
«В этом случае, отпущение грехов церковью вполне возможно, ибо Ваши грехи, несмотря на всю их тяжесть, не ставят под сомнение основы веры и не подрывают устои Святой церкви…» – лаконично признал служитель, мягко поинтересовавшись – «Впрочем, это ли Вам, действительно, нужно? Принесёт ли эта небольшая клерикальная формальность покой и умиротворение в Вашу мятущуюся душу?».
«Падре, я… я не понимаю…» – с удивлением широко раскрыв глаза, произнесла Софи.
«Все люди делятся на тех, кто покорно и беззаботно внемлет окружающей действительности, каждую минуту с удовольствием упиваясь жизнью во всех её многогранных проявлениях и искренне надеясь на то, что именно так и должно быть, на то, что так будет продолжаться всегда…
И тех, немногих, кто каждую минуту готовится и ждёт – ждёт неистовой бури, понимая, то насколько хрупко и шатко равновесие всего этого иллюзорного мира. Людей, сердца и души которых полыхают огнём – жарким пожаром, раздуваемым ветром перемен. Людей, истинная жизнь которых начинается только в эти смутные времена… Людей, не мирного времени…» – тихо произнёс служитель, добавив – «И мне кажется, что Вы одна из них – одна из тех, кому покаянные молебны и песнопения, сколько бы их ни было, не принесут душевного покоя…».
Девушка, до глубины души шокированная услышанным, чувствуя, как комок предательски встал в пересохшем от волнения горле, сбивчиво продолжила – «Падре, но я… Я ведь только прошу о прощении – прошу всего лишь ещё один шанс. Шанс, чтобы начать жизнь заново, прожив её праведно. Разве это так много? Разве всемилостивый Боже не услышит мои молитвы о прощении?».
«Если и услышит, то навряд ли ответит…» – со вздохом печально произнёс священник, медленно пояснив – «Ибо Вы предлагаете ему весьма неравноценный обмен – десятки погибших от Вашей руки людей на слова. Всего лишь пустые слова покаяния…».
«Падре, что сделать мне, чтобы снискать Его милость?» – со всхлипом в голосе переспросила Софи, вытирая с лица, предательски наворачивавшиеся слёзы.
«Его милости просят слишком многие, для того чтобы её хватило на всех нас, грешных…» – мягко вторил ей служитель, продолжив – «Больные, немощные, обездоленные – им не на что больше надеяться, им некуда больше идти, им некого больше просить, им уже ничего не исправить. Всем остальным же впору самим позаботиться о своей грешной душе, не поминая Его всуе и не сетуя на свою судьбу…».
«Позаботиться, как?!» – убитым голосом непонимающе переспросила девушка, тихо добавив – «Падре, что я, вообще могу сделать?».
«Восстанови баланс на пошатнувшейся чаше весов своей души…» – мягко произнёс священник, едва слышно добавив – «Спаси десятки и сотни людей за каждую жизнь, что тебе пришлось отнять, и, я верю, что Он услышит твои молитвы…».
«Я не смогу… Я даже не знаю как – меня этому не учили…» – повесив голову, медленно ответила Софи, с трудом представляя себе работу врачом в отделении реанимации какого-нибудь регионального госпиталя, после чего сделав небольшую паузу, печально добавила – «Да и что там. Всей моей жизни, Падре, не хватит для того, чтобы спасти стольких людей…».
«Всё большое начинается с малого…» – лаконично произнёс служитель, осторожно поинтересовавшись – «Разве Вашему собственному народу сейчас легко? Разве никто из Ваших сограждан не претерпевает страданий, лишений и несправедливости? Разве никому из них не нужна Ваша помощь? И кто – кто отзовётся на их стенания и боль, если даже Вы, опустили руки, отгородившись от чаяний своих соплеменников пустыми и холодными стенами храма? Или Вы предпочитаете не слышать их голоса?».
«Я слышу – отчётливо слышу боль каждого из них, но мне нечего им дать. Мне нечем им помочь…» – с содроганием в голосе ответила девушка и, почувствовав, как по её собственной спине от этих слов пробежал холодок, продолжила – «Вы даже не представляете себе, Падре, сколько страданий, потрясений и невзгод выпало на долю моего народа за последние двадцать лет. Словно все эти двадцать лет шла кровавая бойня – война государства со своим собственным народом. Война, ожесточившая сердца людей, уставших от зла и несправедливости… Война, которой и сейчас всё нет конца… И я не знаю – не знаю, Падре, чем и как я могу им помочь…».
«Зажги огонь в их сердцах, дав им всем то, что им более всего нужно в данный момент…» – мягко произнёс священник, в ответ на недоуменное выражение лица девушки, отчётливо видное даже через деревянную решётку, спокойно добавив – «Надежду – простую и понятную всем надежду на справедливость. И справедливость не где-нибудь далеко на небесах, а на справедливость здесь – в этом бренном мире. Сколько невинных жизней в состоянии сохранить эта простая надежда… Сколько новых душ сможет уберечь её свет от беспробудной тьмы…».
«Падре, я не…» – произнесла Софи, остановившись на полуслове.
«Путь к свету, Габриэль, начинается в сердце каждого из нас…» – спокойно произнёс служитель, не дожидаясь окончания её фразы, переспросив – «Вопрос лишь в том, готовы ли Вы по нему пойти…».
«Софи, Падре – меня зовут Софи…» – осторожно поправила его девушка, с интересом бросив взгляд своих карих глаз на силуэт ватиканского священника, расположившийся по ту сторону деревянной решётки…