Зеркало надежды
Шрифт:
А что сделает хороший матрос, вылетев за борт?
Правильно. Нырнет поглубже, чтобы не размозжило голову веслом, или еще чем… Арман и нырнул. Вот как вылетел, еще в воздухе соображая, что не просто это так, ой, не просто.
Нырнул, потом на миг высунул голову, оглядеться, оценил обстановку – и опять нырнул. Чтобы под водой проплыть к берегу. И укрыться в густых ветках топляка.
Там Арман и собирался пережидать весь ужас. И даже УЖАС.
А что?
Класть голову за его величество и за Саларин в целом? Ага, нашли дурака. Спешу и падаю, валяюсь
Арман отлично видел, что степняков… нет, не много. Их слишком много.
Тысяча, не меньше, а то и побольше. И это наверняка не все.
Галеры налетели друг на друга. Передняя на цепь, две других на нее, река же, им идти было вниз по течению, вода сама несла…
Как быстро можно остановить галеру?
Да уж поверьте, не так быстро, да против течения, да когда гребцов осыпают стрелами… столкновения избежать не удалось.
Половину команды выбили в первые пять минут, как ни ругайся, а стрелять эти шакальи дети отлично умеют, их лук со стрелами кормит. У степняков даже поговорка есть, что хороший стрелок должен попасть в глаз любопытному суслику, который на миг высунулся из дальней норки, или как-то так…
Не слишком Арман ими интересовался. Ему в Степь не идти…
Степь сама пришла.
Остановив галеры и выбив большую часть народа, степняки посыпались на палубы. Горохом из распоротого мешка.
Как?
Вот так.
Подошли на лодках, под прикрытием стрелков, закинули на борта галер кошки, а кто и по веслам вскарабкался, и на палубах началась настоящая резня. Тела так и летели за борт.
Арман стиснул кулаки. Потом зубы.
С этими людьми он несколько лет ходил по реке, делил кров и пищу, смеялся и шутил, дружил и враждовал, играл в кости и бил морды…
Сейчас он бросил их без зазрения совести. Но что он мог бы сделать?
Выскочить и кинуться вперед?
Ага, героически проплыть два метра, и схлопотать стрелу в голову. В глаз, к примеру, он всяко больше, чем суслячий. Или сусличий? А, Восьмилапый его знает!
Драться надо там, где можно хоть что-то изменить. А здесь…
Разве что переждать, запомнить все и потом рассказать. Кому?
А кому понадобится. Война – дело такое, тут главное, чтобы не прибили сразу, ни свои ни чужие, а потом разберемся.
Арман внимательно наблюдал, и высмотрел-таки кое-что интересное.
Капитаны были убиты почти сразу. Матросов и гребцов перерезали. А вот бабы….
Арман отлично знал, куда и зачем они идут. И (между нами) сильно сочувствовал Торнейскому. Шарлиз сильно напоминала матросу портовых девок. Только и того, что ухоженная, но взгляды, что у тех кошек блудливых. Так что…
Маркиз там, не маркиз, все одно – олень будет. И рога по весне спиливать.
Есть некоторые вещи, в которых и простой матрос будет счастливее маркиза. Первый может подвесить блудливой женушке фонарь под глаз, поучить ее плетью да и выгнать из дома. Всяко бывает.
А у второго политические моти-ивы…
То есть – даже прибить нельзя будет.
А еще матрос может жениться на шлюхе – но по своей глупости. А маркиза могут заставить. Во имя
государственных интересов.А вот и…
Шарлиз Ролейнская, как и еще восемь дам из ее свиты, те, что помоложе и посимпатичнее, покинули корабль на плечах степняков. То есть – перекинутые через плечо.
Но – живые.
Потом степные гады пробили кораблям борта, подожгли – и ушли. А Арман остался.
Из воды он вылез только вечером, а пробираться к людям решил ночью.
Страшно же…
И погибнуть не хотелось. Столько раз везло, а теперь он по своей дурости подставится?
Э, нет. Не дождетесь, господа.
* * *
Каган Хурмах с интересом разглядывал добычу.
Перед ним лежала красивая женщина. Даже сейчас, грязная и растрепанная, она была очень красива.
Тонкое лицо, точеная фигурка… каган предпочитал женщин в теле, но от этой он тоже не откажется.
– Кто это?
– Мой каган! – кал-ран Бардух ударил себя кулаком в грудь. – Мой каган, это дочь Самдия.
Вот как?
Хурмах с новым интересом вгляделся в пленницу.
Дочь короля Саларина?
Очень, очень интересно… тогда должно быть что-то… ага!
Хурмах сделал жест рукой – и с руки пленницы сорвали браслет.
Изумруды, рубины, и – герб.
Незаконнорожденным полагается герб с косой полосой. А вот королевским бастардам – тоже герб рода их матери, но полоса будет золотая. Королевская.
Вот и тут…
Есть и греб, и полоса…
– Чей это герб?
– Мой каган, это Ролейнские.
Сотник, ныне кал-ран Давель опять удачно оказался рядом.
– Ролейнские?
Хурмах задумался, потом вспомнил.
– А… та шлюха…
– Шарлиз дорога королю, – мягко подсказал кал-ран.
Каган кивнул. Что ж, дочь Самдия может быть полезна. Ее можно использовать, как заложницу, а можно…
– Династический брак, – мягко подсказал кал-ран.
Хурмах кивнул еще раз.
Да, кагану можно взять несколько жен. И если он сумеет отгрызть и удержать кусок Саларина, разумно будет посадить туда сына Шарлиз. Человека, несущего в своих жилах королевскую кровь с двух сторон.
А что бастард…
Хурмах это так не рассматривал.
У мужчины может быть столько прекрасных девушек, сколько он в состоянии содержать и отстоять. И оплодотворить. Но глупая вера белокожих варваров разрешала мужчине иметь только одну жену.
Что ж.
Жену можно и одну, а вот иметь…
С точки зрения кагана, Шарлиз была такой же законнорожденной, как и он сам. А значит…
– В мой шатер. И людей приставить, стеречь, – отдал приказ каган. – Если кто пальцем тронет, по одному вырву.
Кал-ран ударил себя кулаком в грудь, в знак повиновения.
– Да, мой каган…
– Ее никто не трогал?
– Нет, мой каган.
Да Хурмах и сам видел, что не трогали. Небось, маковым отваром напомнили, чтобы не орала, да и довезли, справедливо рассудив, что не простолюдинка. А сообразительность стоит вознаграждать.