Зеркало смерти

Женщина грустно улыбнулась:

– Как не доверять… Я же ее шестимесячную на руки взяла, когда их мать померла. Да они все тогда были от горшка два вершка… Кто бы мог подумать, что такое с ними случится… Доверяла. Но насчет Татьяны мы с ней никогда не говорили. Я только про себя думала, что лучше бы им не общаться.

– Почему?

– Да так. Таня была не очень-то… Не доверяла я ей.

– Ну а что вы знаете о мужчине, с которым Анна Ильинична встречалась у подруги дома?

Женщина помедлила, осмысливая услышанное, затем нахмурилась.

– Извините, что-то не пойму… Это вы о ком?

– Разве вы не знаете? У Анны Ильиничны был близкий знакомый, и она использовала комнату Татьяны для встреч с ним.

Елену Юрьевну так и приподняло со стула. Она как будто со стороны услышала свой возмущенный голос:

– Да чтобы Аня? Чтобы она могла? Да она же святоша была, как монашка, я даже боялась, что девчонка в монастырь уйдет, сделает такую глупость!

– И все-таки у нее был друг.

– Не может быть!

– Какие вам нужны доказательства? У нас есть свидетели.

Женщина опустилась на стул. Она помнила Анюту еще крохотной девочкой, неуклюже ковылявшей между грядок и доверчиво лезшей на руки любому, кому вздумается ее приласкать. А потом – тихой забитой девушкой, целиком попавшей под власть скупого, черствого брата. И в последние годы – одинокой старой девой, правда, на удивление похорошевшей, и скрытной больше, чем когда бы то ни было. Но мужчина? Мужчина?

– Свидетели, – убито проговорила Елена Юрьевна. – Какие же свидетели? Мы ничего не замечали.

– Странно.

– Почему? – Она подняла непонимающий взгляд.

– Да потому, что Анна Ильинична встречалась с этим человеком уже не первый месяц. Неужели вы никогда не видели их вместе?

– Никогда.

– И даже не догадываетесь, кто это мог быть?

Елена Юрьевна покачала головой, потрясенно глядя на мужа. Тот ответил таким же потерянным взглядом. Супруги очень многое сказали бы друг другу, но при следователе не смели. «А я-то думала, что она монашка!» – читалось в глазах жены. «За молодой девушкой не уследишь!» – безмолвно отвечал муж.

– Может, неправду говорят, – осмелилась возразить женщина. – Знаете, сколько сплетников…

– Ну это как сказать, – торжествующе возразил следователь. – Тут у нас два независимых свидетеля говорят одно и то же. Первую мы допросили, потому что она ближайшая соседка погибшей…

– Лариска? – Елена Юрьевна внезапно почувствовала облегчение и рассмеялась. – Да уж, свидетельница та еще! Да она годами не просыхает, нашли кому верить! Это она видела Анечку с каким-то парнем, что ли? Да она себя саму в зеркале не узнает, если увидит!

– Но есть и еще один свидетель. Знаете человека, который сватался к Анне Ильиничне?

Елена Юрьевна скривилась:

– А, этот гнилой мухомор? Егорка?

И вольно расхохоталась, поводя жирными плечами. Сергей Аристархович, видя, что супруга развеселилась, тоже начал улыбаться.

– Ну он-то вам скажет!

– Они описывают одного и того же человека, – невозмутимо заметил следователь. – И даже называют имя. Между прочим, мы выясняли – свидетели друг с другом не знакомы.

Елена Юрьевна все еще улыбалась, когда ей сообщили то, от чего она оцепенела. Улыбка так и осталась у нее на губах, но глаза помертвели. Прошла по крайней мере минута, прежде чем женщина сумела пошевелиться.

– Они… Они…

– Два независимых свидетеля указывают на то, что это был ваш сын, Дмитрий Сергеевич Дубинин. Соседка покойной говорит, что хорошо его рассмотрела, отлично описала. Знала только имя, но не знала, что он ваш сын. Зато сосед назвал и фамилию. Ваш сын редко тут появлялся, правда?

Елена Юрьевна была ни жива ни мертва. От того что ей пришлось услышать, все тело и даже рассудок как будто свело болезненной судорогой. Она слышала все отчетливо, но поверить не могла. Сын? Ее мальчик? Тот, кого она любила больше всех остальных детей, тот, кто так сильно ее огорчал, но в то же время и радовал? Димочка?!

– Редко, – проронил, наконец, ее муж.

– А вот ваш сосед, Егор, и внешность описал, и фамилию сумел назвать. Он-то его знал хорошо. Они ведь были знакомы?

– Да, – тем же замороженным дискантом, совсем непохожим на его обычный голос, отвечал Сергей Аристархович. – Знакомы были. Рядом живем.

– Где ваш сын проживает? С вами?

– Нет, – выдохнула женщина. Она обрела дар речи, и вместе с ним – ярость, дающую силы продолжать борьбу. – Быть этого не может! Кто видел, что видели! Кому вы поверили – Лариска пьяница, Егор из ума выжил, сунулся свататься к девчонке, она ему в дочки годится! Да мы все над этим смеялись! Это он из мести выдумал, клянусь вам!

– Он говорит, что неоднократно наблюдал, как ваш сын, Дмитрий, входил в дом к Анне Ильиничне. И всегда под вечер, когда темнело.

– Не может быть, – Елена Юрьевна и смеялась, и плакала одновременно. – Что он несет, этого быть не могло! Он вообще тут редко появлялся в последнее время!

Следователь был невозмутим, муж отмалчивался, а женщина зло скалилась:

– Они врут, а я говорю, что есть! Он тут редко бывал, приходил, только если деньги были нужны! И сразу к нам – к Лычковым никогда не ходил, они даже не дружили никогда! – И гордо встала: – Вы хотя бы знаете, кто мой сын? Он – писатель! Сережа, пойдем!

Следователь даже не пытался их остановить. Он смотрел вслед удалявшейся паре с каким-то странным выражением. Тут была и жалость к престарелой чете, и интерес, и язвительность – все вместе.

* * *

Супруги еле плелись в гору и по дороге не разговаривали. Солнце заливало подлесок мягким июньским светом. Приторно пахла расплавленная сосновая смола. Им навстречу попались две высокие тонкие девушки, как-то испуганно на них взглянувшие, но старики не обратили на них внимания. Они и в самом деле разом состарились после услышанного известия.

Заговорили только дома. Дочерей с мужьями не было, блудного сына тоже. Даже соседи, обычно превращавшие их столовую в местный клуб, как будто вымерли. В этом запустении было что-то вымороченное, проклятое, и Елена Юрьевна, упав на стул, ясно почувствовала это.

– Что ж, правда или нет? – тихо проговорила она.

– А ты как думаешь?

– Не знаю. Неправда.

У нее кружилась голова. Нет, она не могла поверить подобной клевете! Ее сын, ее сокровище, единственный, любимый… И чтобы он сошелся с этой юродивой, с этой глупой девицей, которая одевалась, как старуха, читала какие-то бесконечные книжки и бегала ставить свечки в часовню?