Зеркало смерти
Шрифт:
– Этого не может быть.
Сергей Аристархович даже не возражал, настолько был убит новостью. Жена взглянула на него исподлобья:
– А ты поверил?
Он молчал. Тогда жена, распаляясь, начала причитать. Она всегда знала, что вокруг одни сплетники и подлецы, но чтобы посягнули на самое дорогое, что есть у матери… Эта Лариска – зачем ей врать? Что они ей сделали? Пить, что ли, мешали? Косились, когда видели в компании местных алкашей у холодильника без дверцы, возле барака? Смешная была сцена, и очень некрасивая, но все-таки, Елена Юрьевна не помнила за собой косых взглядов. В своей семье она пьянства не допускала.
– А Егорка? – возмущалась она. – Что он-то завелся? Вышвырнула его Анютка и правильно сделала. Не ей выходить за этого поганого…
– Да уж, – спокойно, даже излишне спокойно, ответил муж.
– Правда? – обрадовалась она. – Вот он на нас и обозлился после этого. Наверное, решил, что мы ее отговорили. Ах он, сволочь! Чтобы ты завтра же к нему сходил и по шее надавал!
Сергей Аристархович как-то странно взглянул на супругу. Да, в молодости он несколько раз выполнял такие указания. Ходил и давал по шее, кому нужно. Силой его Бог не обделил. Елена Юрьевна управляла семьей как полновластная хозяйка, и ей даже в голову не приходило, что кто-то может ее ослушаться, что время проходит, и они с мужем не становятся от этого ни умнее, ни сильнее.
– И чтобы сказал, пусть идет к следователю, возьмет свои слова обратно! Что ему в голову пришло, гаду!
– Думаешь, он ничего не видел? – все так же странно, заторможенно откликнулся муж.
– А что он мог видеть? Что Димочка ходил к этой?
Они встретились взглядами, и Елена Юрьевна едва не отвела глаза. Она назвала Анюту «этой», что подразумевало женщину легкого поведения. В ее понимании, любая женщина, за которой ухаживал сын, моментально становилась «этой», потому что тем самым отнимала его у матери. Елена Юрьевна полагала про себя, что не будь «этих», сын бы жил при ней, и дела бы у него шли куда лучше…
– Ты это зря, – веско выговорил супруг. – Я ведь… Тоже видел.
Слабо шипел на плите закипающий чайник. Оконное стекло бесшумно ласкали лучи заходящего солнца, визгливо бился в углу заблудившийся комар.
– Ты видел его? – раздельно вымолвила жена.
– Видел.
– Он к ней ходил?
– В марте, – так же неторопливо отвечал Сергей Аристархович. – Я вышел на участок посмотреть, что и как, а тут он. Уже темнело, я сперва его не узнал. А потом она дверь открыла, свет упал, и я увидел…
– Да ты ошибся!
– Нет. Это был Димка.
И снова тишина. Женщина оцепенело смотрела в окно.
– Ходил он к ней, я тоже мог бы подтвердить, – прошептал Сергей Аристархович. – Я не раз видел.
– Почему же ты мне ничего не сказал?
– Не знаю.
Но знал он, и знала она – Сергей Аристархович всегда экономил слова, тем самым обеспечивая себе семейный уют и душевный покой.
– Ты что, не понимал, что я должна была знать? – Женщина встала и машинально выключила чайник, который уже плевался кипятком. – Дурак!
– Знаешь, Лена, – все так же спокойно проговорил он, – если ты еще раз так меня назовешь, я тебя побью.
– Что?!
Но, увидев его глаза, женщина осеклась. Она поняла, что муж не шутит. Да и когда он с ней шутил? А она с ним? Когда он осмеливался сказать что-то
поперек? «Побьет, – поняла вдруг она. – И потом еще раз побьет!»Среди ее знакомых (подруг у Елены Юрьевны, благодаря ее деспотичному характеру, не было) встречалось много таких, которых мужья били. Они жаловались, плакались, но как будто даже немножко гордились своей участью. Бьет, значит, любит – эта старая, жестокая пословица глубоко вошла в любую женскую душу с самых древних времен. Даже самая образованная женщина не может противостоять этому первобытному закону. Ты моя женщина, моя скотина – так вот тебе, получай!
Были и такие, которые сами били мужей. Почему-то эти жаловались куда больше – они несчастные, мужья у них – придурки, скоты, пьяницы, за это и получают… Но этих не жалели. Над ними смеялись потихоньку, и все.
Елена Юрьевна не относилась ни к тем, ни к другим. Била она только детей, да и то, для их же пользы, как сама полагала. Поднять руку на мужа? Это было бы для нее позором. Но чтобы муж поднял на нее руку?! Это уже катастрофа, это конец всему!
– Ты с ума сошел, – еле слышно сказала она. – Не первый год вместе живем, а ты вдруг…
– Ничего не вдруг. Давно хотел, – мрачно, с озлоблением заявил Сергей Аристархович.
– Думай, что говоришь!
– Сто раз думал. Вот что, Лена, – теперь он как будто забыл прежнее, ласкательное имя, которым пользовался в минуты крайнего унижения. – Я тебя долго слушал, теперь ты меня послушай. Может, из нас двоих глупее – ты.
Елена Юрьевна даже захлебнулась, но смолчала. Она поняла, что возражать не время, можно только навредить. Именно за этот цепкий, чисто крестьянский ум и уважал ее супруг, да и все соседи.
– Наш сынок туда ходил, – продолжал Сергей Аристархович. Он удивительно преобразился – даже показалось, что стал выше ростом и шире в плечах. – С этим уже ничего не поделаешь. И Лариска видела, и Егор. А может быть, кто-то еще видел, так что людям рот не заткнешь. Сама должна понимать.
– Но почему? – простонала она, пугливо поглядывая на мужа. – Почему мне никто не сказал?
– Да потому не сказали, что ты на всех как собака кидаешься, тебе на язык не попадайся! Тут же всех с грязью смешала – и Лариска у тебя алкоголичка, и Егор – паршивый! Не хуже нас с тобой будут!
– Да они…
– Молчать!
Еще никогда в этом доме не произносилось ничего более крамольного. Елена Юрьевна зажала рот рукой и уставилась на мужа.
– Вот что я тебе скажу, – он как будто не замечал произведенного эффекта. – Я сразу понял, что у них там делается что-то неладное, только сам не верил. Потому и тебе ничего не сказал. Мало ли зачем заходят к соседям…
– Правда, – униженно подтвердила она. – Следователь тоже должен это понимать!
– Молчи!
Она осеклась.
– Но тут дело нечисто. Встречались у Татьяны… Это чтобы у нас перед глазами не мелькать. Я верю этому. Молчи! – прикрикнул он снова, хотя жена вовсе и не думала возражать. Елена Юрьевна была ошеломлена настолько, что даже слова вымолвить не могла. – Потом Аня с собой покончила, а Татьяну убили.
– Но…
– Чтоб тебя! – Он с размаху ударил ребром ладони по столу и сам поморщился от боли. – Когда ты поймешь, что наш обормот ко всему причастен! Где он живет, стервец?! Шкуру с него спущу! И с тебя тоже! Молчать! Молчать! Вырастила убийцу!