Зеркало смерти
Шрифт:
– Мы знаем.
– И еще, о книгах. У сестры пропали книги, а оказалось, она их в библиотеку подарила. Перед самой смертью. Готовилась…
На этот факт обратили особое внимание и детально записали все происшествие с книгами, и даже все названия, которые Наташа смогла вспомнить.
– А еще о кошке я спросила… У Анюты была кошка. И вот она принимает столько таблеток, а о кошке даже не вспоминает. Ни форточки открытой, ни еды на кухне – ничего. Зверь с ума сошел, бедный, удрал, когда открыли дом.
– И что?
Наташа удивленно подняла взгляд:
– Как
– Но поступила же?
– Не понимаю, – женщина сразу погасла. – Она всегда всех жалела, никому вреда не делала. Думаю, что в тот миг она была не в себе. Кто-то уж очень ее измучил.
– А кто это мог быть?
– Дмитрий. Я не сомневаюсь, что он.
Потом разговор принял другое направление. Она подробно рассказала о тайнике в часах, о впечатлениях от разгромленного дома. Особенно она поражалась тому, как безжалостно растерзали часы в последний раз.
– Не понимаю! Кто это сделал? Их прямо на части разобрали.
– Думаете, искали там деньги?
– Да что же еще? Но тот, кто это натворил, не знал, что денег больше нет, до него там кто-то уже побывал. – Женщина нахмурилась. – Да и про коробку тоже не знал. Если бы знал, не стал бы ломать часы, коробку в деталях не спрячешь.
О коробке тоже пришлось рассказать в подробностях. Наташа начинала уставать. Прежде она сердилась, что дело ведется небрежно, но нынешняя тщательность была еще тягостнее.
– Я думаю, что деньги украли давно, а коробку выбросили, – сказала она. – Красивая такая коробка, из-под датского печенья, с башней и озером. Я ее сразу узнаю. А тот, кто пришел воровать во второй раз, просто неудачник.
– Вам бы самой на мое место сесть, – неожиданно пошутил следователь. Это был еще не старый человек, с простым симпатичным лицом того типа, который всегда нравился Наташе. Она невольно улыбнулась:
– Куда мне! Мое дело – русский язык и литература. Просто я много думала об этом…
Ее поблагодарили, еще раз уточнили московский адрес и телефон, которые получили от Елены Юрьевны, и разрешили идти. Наташа встала и уже было совсем собралась в путь, как вдруг вспомнила о немаловажном деле.
– А дом я могу продать? – осведомилась она.
– Дом? Что? – удивился следователь. – А вы хотите продавать?
– Да, обстоятельства так сошлись…
На самом деле, она за последние дни поняла, что у нее самой никаких поводов продавать дом не было. Было горячее желание Елены Юрьевны, настойчивость Людмилы, расчеты мужа… Но ей самой в продаже дома не было никакой нужды.
– Просят продать, я и продаю.
– А кто просит? – невнимательно спросил следователь, снова вглядываясь в бумаги.
Наташа так же мимоходом назвала имя, но тут же об этом пожалела. Услышав, что дом желает купить Елена Юрьевна Дубинина, следователь встал на дыбы.
– Ваша соседка?!
И посыпались вопросы – что, когда, почем? Наташа сбивалась, но отвечала, и с ужасом понимала, что не должна бы отвечать… Однако сделать уже ничего не могла.
– Когда она заговорила
об этом?– Вскоре после похорон. На третий день.
– А раньше были такие разговоры?
– Нет, конечно. Там ведь жила моя сестра.
– И в какой форме она это предложила?
Наташа задыхалась. Она и сама уже чувствовала что-то неладное, но не могла себе этого объяснить.
– Она сказала, что все равно я тут жить не буду. Что мне деньги будут нужнее… И что если захочу продать, то чтобы первой продала ей.
– И сколько предложила?
У многих людей этот вопрос вызвал бы естественную скрытность. Настоящей суммы, за которую покупается и продается недвижимость, никто называть не хочет. Но Наташа сразу выпалила про двадцать пять тысяч.
– Это вас устраивает?
– Нет! Я хотела больше, по справедливости. Дом стоит больше, так зачем же мне терять деньги!
– Почему же вы согласились на эту сумму?
Наташа рассказала о Людмиле и об ее претензиях. Говорила она кратко, неприязненно, но следователь не перебивал, не переспрашивал и, казалось, все сразу понял.
– Она вас напугала, что потребует половину, и вы решили провернуть сделку втайне от нее?
– Да, верно.
– А Елена Юрьевна знала об этом?
– Конечно, да! – воскликнула Наташа. – Я сама ей сказала, и она сразу сообразила, что тут можно провернуть выгодное дело.
– А почему она решила, что вы не будете там жить?
– Ну… У меня в Москве все – работа, семья… Я не могу сюда переехать, значит, дом все равно будет стоять пустым.
– А что это она вдруг загорелась покупкой?
– Для сына, – поторопилась объяснить женщина. – Для…
И осеклась. Сын Елены Юрьевны до сих пор оставался для нее величиной абстрактной. Сын-шалопай, скоро женится, невеста уже беременна, хорошо, если молодая пара будет на глазах у стариков… Все выходило гладко и просто, ничто не вызывало вопросов. Но если сын – Дмитрий, тогда…
– Для него, – упавшим голосом закончила она. – Но я не знала тогда…
– Спасибо, идите. И вот еще что, – следователь поигрывал карандашом, глядя на Наташу с каким-то затаенным любопытством. – Пока ничего не продавайте.
Женщина вышла, с трудом отыскав дверь.
– Я не могу туда пойти одна, – твердила она, вертя в руках уродливую пепельницу. Тошнотворный запах перегорелого табака сводил ее с ума, но Наташа даже не морщилась. – А мне очень надо их увидеть и поговорить. Раньше могла, а теперь не могу. Я боюсь! Пожалуйста, помоги мне!
Подруга смотрела на нее с тяжелым недоумением, ничего не отвечая. Она присела на подоконник, настежь отворив раму, и пускала дым на улицу. Детей дома не было – старший занимался в школе, младший был в яслях. У Жени, их матери, как раз выдался обеденный перерыв.
– У меня тут больше никого нет, – убито продолжала Наташа, отодвигая пепельницу подальше. – Ты одна осталась.
– А ты же говорила, что девчонки-соседки тебе помогают?..
– Да что с них взять. Они совсем молодые, наивные. Им самим страшно.