Жадность

Но весь организм Артура кричал, что это крах. Скорее всего, окончательный и бесповоротный.

Из «Лавины» надо было уходить. Куда угодно. Хоть на улицу. Гурин вот из «Столичного легиона» все равно примет его в любой момент, они ведь несколько раз встречались снова, обсуждали разные вопросы, а иногда и просто общались. Гурин не стал обижаться, когда Артур отказался от того предложения. Он, казалось, даже искренне порадовался за него. Даже пошутил (или Васканяну показалось, что пошутил?): дорывайся, дескать, до больших бюджетов в «Лавине», а я тебе такие темы подгоню… Может, Гурин заинтересуется его ФПГ? Вряд ли, для Гурина восемь миллионов долларов – большие деньги. К тому же его стихия – быстрые рискованные операции, а не игра вдолгую.

Про ФПГ лучше забыть. Торговать идеей на рынке бесполезно. Сколько таких вице-президентов в банках, собирающих ФПГ «под себя»? И как убедить чужих, если своих не получается, несмотря на поддержку первого лица и даже людей, казавшихся врагами?

Несмотря на попытку мыслить рационально, от эмоций удержаться Васканян не смог. И, подойдя к своему кабинету, он с яростью запустил бизнес-план в дальний угол приемной.

– Пусть поваляется? Или выбросить? – спросила спокойно секретарь. – Или в шредер?

– Делай что хочешь! – махнул он рукой, но потом передумал: – Ну, лучше в шредер, конечно…

– Шредер не спасение. Хотя я читала, что иранцы в свое время посадили тысячу женщин, которые по кусочкам сложили всю переписку американского посольства, спущенную янки в шредер и выброшенную на помойку. Так что не спасет. Но у нас есть отличный способ утилизации. Ребята, у которых дома кошки, забирают с удовольствием отходы шредера для наполнения мурлыкиных лотков. Те, говорят, с удовольствием в них делают свои дела.

Отличная и очень символичная перспектива конца идеи ФПГ: чей-то Барсик срет на остатки сложных выкладок. Вот же сука эта Евгения, подумал Васканян. Как ни в чем не бывало продолжает набирать на компьютере какой-то документ, даже не подумав поинтересоваться, что случилось, посочувствовать, утешить или как-то поддержать. В такие минуты рядом должна быть простая понимающая баба, а не этот автомат.

Он подошел к бару, достал бутылку виски, хранимую для экспресс-подарка, открыл, налил полный стакан и осушил. Так, теперь за руль было нельзя. «Значит, пойду пешком, – решил Артур. – Проветрюсь. Ну или поймаю машину. Благо, в эти трудные времена извозом промышляет каждый второй, а каждый первый не упустит возможности подбросить хорошо одетого господина». Просидев часок и поглядев в пустоту, он собрался и ушел домой отсыпаться.

Игнорируя лифт, он спустился по лестнице и услышал разговор двух куривших на площадке между этажами молоденьких девочек из бухгалтерии:

– Сегодня правление этому борову Аванесову разрешило для своей бляди «Фиат» купить. Говорят, единогласно…

Событие в банковском масштабе, безусловно, значительное, поэтому весть о нем разнеслась быстро. Это вам не ФПГ.

* * *

Секретарь Евгения посмотрела вслед ушедшему шефу, укоризненно покачала головой, пробормотала себе под нос что-то вроде «дурак черножопый», достала из ящика стола приговоренный к казни бизнес-план и коробку с дискетами, переложила в большую кожаную папку, заперла приемную и поднялась этажом выше. Там она нашла нужный кабинет и постучала в дверь с табличкой «Вице-президент Белецкий А. И.».

18

Тяжелый зимний туман накрыл город на Неве, окутав Северную столицу густым непроглядным облаком. Пропал вид на Финский залив из окна двенадцатого этажа гостиницы «Прибалтийская», за который Васканян разово доплатил тридцать долларов. Но Артур безо всякого сожаления готов закрыть глаза на эти убытки, поскольку ему доставляло истинное удовольствие созерцать холодное величие природы, уподобившее своего покорителя-человека жалкому слепому котенку, глаза которого теперь застилает белоснежная пелена. Казалось, туман ластится о стекло и даже готов вот-вот его продавить.

Васканян отхлебнул «Бэллэнтайна» из бутылки и осоловевшими от алкоголя сонными глазами оглядел мирно дремавшую под простыней Алену Дерюгину, любимую дочь районного гаишника и почтенную замужнюю даму, недавно повышенную в должности: с места «девочки» в аналитическом отделе она дослужилась до места «девочки» в управлении международных расчетов.

Проведя с ней ночь, Артур в очередной раз открыл для себя прелесть обладания глупенькой, но чертовски любвеобильной женщиной, не имеющей на тебя долгосрочных планов. Сейчас, притомившись от ночных ласк и слегка озябнув, она свернулась калачиком, сопела заложенным носом и казалась маленьким худеньким подростком, а вовсе не суперженщиной, неукротимой в утехах. Даже ее худоба, не соответствующая стандартам Васканяна, не стала помехой. Боже, до чего оказалось приятно отвлечься от всей финансовой суеты и погрузиться в сладость греха. До чего приятно не ждать никакого подвоха, не просчитывать скрупулезно свои шансы, не исследовать потаенные особенности чужой души.

Они выехали из Москвы накануне ночным поездом в 23:11. Едва поезд миновал территорию Ленинградского вокзала, эти двое, как сумасшедшие, набросились друг на друга, позабыв даже запереть дверь купе. Обоюдное желание было столь велико, сколь и разрушительно: Алена лишилась нескольких пуговиц на блузке, когда Артур жадно прорывался к ее телу, и набила шишку, когда он не слишком деликатно «уронил» ее на полку, а у Васканяна на новом твидовом пиджаке под мышкой разошелся шов. Впрочем, потерь они даже не заметили.

Безумство продолжалось часов до трех утра, когда, вконец обессиленные, они уснули. Разбудил их только барабанный стук в дверь: проводник пытался в меру своего воспитания казаться деликатным.

– Ленинград! – недовольно пробурчал он, когда Артур открыл дверь. – Приехали!

– Нам до Санкт-Петербурга! – весело отозвалась Алена. – Мы еще не приехали!

– Как раз с вашим Питербурхом мы и приехали дальше некуда! – озлобился проводник. – Кругом бандиты да жулье.

Качая головой, проводник пошел дальше по вагону: будить остальные парочки. Невыспавшиеся Артур и Алена погуляли по Московскому вокзалу, купили плитку шоколада в ларьке и съели, обильно перемежая трапезу поцелуями. Как дети, ей-богу, смеялся над собой Васканян.

Когда Артур договаривался с таксистом, к удивлению своему, Алена обнаружила, что на такси доехать до гостиницы «Прибалтийская» можно всего за двадцать тысяч рублей. В Москве такое расстояние меньше чем за семьдесят никто не согласился бы покрыть. Всю дорогу ее подмывало обратить внимание Артура на это обстоятельство, но она боялась, что услышит водитель и передумает.

Любимая дочь начальника ГАИ, она сызмальства получала все, чего только желала, кроме денег. Ее папаша исходил из того, что женщина не должна никогда платить сама, дабы не чувствовать и намека на независимость. Потому к деньгам Алена относилась всегда трепетно. И любая сумма, будь то двадцать тысяч рублей или два миллиона, вызывала у нее неподдельный и трепетный интерес. В «Лавине» ей платили немного, муж денег тоже особо не давал, а отец после ее замужества вспоминал о необходимости одаривать дочурку только по большим праздникам, справедливо переложив бремя ее содержания на зятя. Впрочем, гражданин подполковник и так сделал для молодой семьи немало: подарил на свадьбу «Волгу» и оплатил стоимость двухкомнатной квартиры в Митино. Его немного расстроило, что дочь выбрала в мужья не человека из его среды, но зять хотя бы оказался не уголовником и не бездельником. Виталий Дерюгин занимался регистрацией и продажей фирм, причем настолько успешно, что мог оплачивать трех помощниц и маленький офис. С одной из этих помощниц, внешне полной противоположностью Алены, по догадкам жены, он параллельно и жил.

Их супружеская жизнь была обречена на провал еще задолго до ее начала. Познакомившись с Виталием на институтской дискотеке, Алена начала встречаться с ним просто из желания хоть с кем-нибудь встречаться, поскольку сильно комплексовала по поводу своих скромных форм и «ментовского» (по терминологии бывших одноклассников) происхождения. Романа как такового не было: они ходили в кино, театры, консерваторию. При этом Виталий не производил впечатления влюбленного интеллектуала, скорее – сноба-зануды. Цветов он не дарил, остроумием не блистал, к интересному обществу не принадлежал и особой любовной прыткости не проявлял. Как-то мимоходом и между делом они зашли в загс и спустя месяц «огорошили» родителей известием об изменении своего статуса. Никакой свадьбы, платьев, фраков, цветов и пышных тостов. Уже постфактум наскоро соорудили стол для ближнего родственного круга. Никто не был уверен в продолжительности брака.