Жало белого города
Шрифт:
– Ты не ответил.
– Разве? – раздраженно написал я.
– Это лишь доказывает, что мы до сих пор не выздоровели. Я должна лечиться одна, и ты должен лечиться один. Не хочу, чтобы мы стали парой лишь потому, что нужны друг другу. Если когда-нибудь я приму решение быть с тобой, ты к этому времени должен восстановиться, вылечиться, преодолеть себя. Я не хочу, чтобы ты во мне нуждался и не хочу нуждаться в твоих утешениях. Мы оба сильные люди, у нас все получится.
И тогда я решил выдернуть гвоздь, который так сильно жег мое тело.
– Хорошо. Я приеду к тебе, когда полностью
Горькая правда заключалась в том, что это было невозможно. Осень шла своим чередом. Я собрал урожай фундука и навострился виртуозно его чистить. С нетерпением ждал появления каштанов, чтобы жарить их на огне вместе с дедушкой и Германом. А вот мозг… мне было страшно хоть как-то его напрягать. Собственную голову я отныне воспринимал как нечто хрупкое, то и дело замечал входное отверстие от пули и ненавидел, когда оно отражалось в зеркале: даже волосы отрастил, чтобы они скрывали шов, придававший мне вид ярмарочного калеки.
Какая ирония, что именно они, близнецы Ортис де Сарате, пришли мне на помощь…
52. Город Кракена
10 ноября, четверг
Это был первый вечер без дождя. Целую неделю лило как из ведра. Впрочем, меня это не слишком раздражало: дождь – всего лишь чистая вода, пропитывающая одежду. Но перерыв был очень кстати: я работал в саду под огромным грушевым деревом.
– К тебе гости, – раздался у меня за спиной голос деда.
«Кто именно?» – кивнул я.
– Один из двоих лисят. К тому же на материной машине.
«Я не хочу никого видеть», – кивнул я.
– Это знает вся Алава. Говорит, что не уедет, не повидавшись с тобой. Сходить за ружьем?
Я пожал плечами. Какое мне дело? Я все равно ничего не решаю.
И все-таки я побрел к дому и нехотя поднялся по – лестнице. Он поджидал меня в старой кухне, грея руки у огня.
«Видишь, как полезно провести три месяца вдали от тюряги», – написал я на планшете вместо приветствия.
Сидевший напротив меня Тасио практически не отличался от Игнасио, которого я видел последнее время. Он раздобрел, привел в порядок зубы; на нем была голубая рубашка, придававшая ему свежий вид, и костюм от «Барбур» ценой в мое годовое жалованье. Он вновь стал привлекательным типом, хотя дедушку это, видимо, не особо впечатлило: я слышал, как у меня за спиной он на всякий случай снял предохранитель.
«Спокойно, дедушка», – кивнул я.
– Мы это сделали, Кракен. Мы с ним покончили, – торжественно проговорил Тасио.
Да, он стал другим. Тасио стал другим. Радушная улыбка, открытое лицо, прямой взгляд. Своим видом он больше никого не пугал и не отталкивал. Если б он был женщиной, я думал бы только о том, как заняться с ней любовью. Если можно, не один раз.
«Ты никогда не был токсикоманом. Ты был всего лишь хамелеоном, нарядным костюмом», – написал я на планшете.
Тасио не обратил внимания на мой комментарий, как будто от тюрьмы его и правда отделяли двадцать лет.
– Я уезжаю в Лос-Анджелес, побуду вдали от всего. Ребята из кинокомпании просят новый сценарий. Подумываем о том, чтобы написать сюжет про
то, что случилось в Витории. С самого начала. Мой адвокат Гарридо-Стокер свяжется с тобой, чтобы лучше изучить твой характер. Главным действующим лицом будешь ты. Не беспокойся, Кракен, я не собираюсь ничего додумывать. Расскажу лишь то, что произошло.«Как ты его назовешь?»
– «Жало белого города».
«А как признаешься в том, что убийцей был ваш третий брат?» – поинтересовался я.
– Мы испортили ему жизнь, а он испортил жизнь нам. Все справедливо. Мы квиты. Игнасио переживает больше: чувствует себя виноватым за то, что мы тогда сделали.
«Поездка пойдет тебе на пользу», – написал я и повернул планшет к нему экраном.
– Пожалуй. В Витории все обращаются со мной как-то странно. Дети просят автограф, а их матери дают им подзатыльники, прежде чем я возьму в руку авторучку. Дикая какая-то ситуация. Меня все еще боятся. Целое поколение жителей Алавы выросло в твердом убеждении, что я тот самый Потрошитель.
«Но ты не сдаешься, верно?»
– Что ты имеешь в виду?
«Помириться с Виторией. Продолжать с ней заигрывать, пока она снова не обратит на тебя внимание».
– Все вернется на круги своя. Буду ходить по улице Дато, а люди будут здороваться со мной и улыбаться…
Я кивнул, чтобы как-то отреагировать.
Тасио снова нужен был трон, это всегда была его главная мотивация. Вернуть себе власть.
– Но впереди у меня долгий путь, и чем раньше я уеду, тем быстрее вернусь. Я пришел попрощаться, Кракен.
«А брат-близнец?»
– Поедет со мной, как же иначе? Наша разлука на двадцать лет и пять месяцев противоречит самой природе. Такого не повторится.
«Точно? Вы уладили свои взаимные обиды?»
– Обиды? Это мой брат-близнец. Нет никаких обид, и быть не может. Он здесь, со мной, гуляет по деревне. Хочешь, я его позову?
«Пожалуйста», – согласился я.
Через две минуты в дверях появился Игнасио.
Не было печали, черти накачали, – мне показалось, что до моих ушей донеслось ворчание деда. Ружье он по-прежнему держал в руках.
Игнасио крепко меня обнял. Он снова состоял из сплошного шика и улыбок. Вдвоем братья смотрелись неотразимо, просто глаз не отвести.
«Вы одинаковые», – написал я.
Они засмеялись в унисон, как двуглавая гидра, один – отражение другого.
И тут я понял. Сам не знаю, каким образом – видимо, специалист по психологии в моем мозгу так и не отключился.
«Вижу, вы пытаетесь меня обмануть. Ты – Игнасио, а ты, черт бы тебя побрал, – Тасио», – написал я.
Они растерянно переглянулись.
– Ты первый, кто… – начал Игнасио.
– …кто все понял, как только мы вошли. Придется совершенствовать навыки. Неплохо, Кракен, – заключил Тасио.
– Кстати, у нас для тебя приглашение от мэрии Витории… – добавил Игнасио.
– …а также от некоторых других ассоциаций – например, Бригады кисти и старика Матусалема, – заключил Тасио, подмигивая.
«Не хочу официальных мероприятий», – покачал я головой.
– Сколько ж можно… Позволь людям себя любить, Кракен. Город двадцать лет жил в страхе… – сказал Игнасио.