Жало белого города

Колеса подскочили на сером гравии, но я ловко выровнял тяжелый автомобиль. Думаю, если б это был автобус, я бы перевернулся и врезался в кусты по правую сторону от дороги.

«Спокойно, Унаи, – приказал я себе. – Не делай ошибок, ты должен добраться до места целым и невредимым».

Но спокоен я не был. Ни в малейшей степени.

Я припарковал машину возле желто-голубых контейнеров, стоявших на обочине, и перепрыгнул через хлипкую деревянную изгородь, держа в руках пистолет. Под одеждой меня защищал пуленепробиваемый жилет.

Я знал, что не должен был ехать один, что надо было по крайней мере предупредить Эстибалис, чтобы она прибыла с патрулем.

Передо мной была тяжелая деревянная дверь, утыканная вбитыми безвестным современником и земляком моих предков квадратными гвоздями, которым было не меньше тысячи лет.

Но как проникнуть внутрь?

Тарана у меня не было, а даже если б и был, я не имел права врываться без ордера, который не подписал бы ни один судья, поскольку речь шла об историческом памятнике. Нужен был ключ. Быть может, его мог бы дать дон Тибурсио, но я слишком спешил, чтобы продумать этот момент заранее.

Я в ярости обежал здание. Мое внимание привлекли три узких окна в апсиде. Их высота превышала два метра, однако сквозь них проникало достаточно света, чтобы осветить небольшое помещение. Если внутри кто-то есть, я его непременно увижу.

Я вернулся к машине и заехал на небольшой холм, где возвышалась часовня, припарковался параллельно апсиде и залез на кузов.

Поднял голову – и по спине у меня пробежал озноб. В нескольких сантиметрах от моей головы располагался барельеф, изображающий герметическую пару, мужчину и женщину, которые лежали, нежно гладя друг друга по – щеке.

Именно здесь в голове Марио произошел роковой сдвиг, и здесь же все будет кончено.

Но когда я наконец заглянул в застекленное окошко и разглядел внутреннее помещение часовни, внутри никого не было.

Четыре обычные церковные скамьи, каменный алтарь, и ничего более.

С трудом удерживая равновесие, я заглянул в два других окна, уже зная, что и там ничего не увижу. Часовня была пуста.

Если GPS Игнасио указывает это место, где же он в таком случае?

Я слез с машины и сел за руль, как вдруг заметил, что я не один.

– Господи, дедушка! Как ты меня напугал! Что ты тут делаешь?

Дедушка сидел на переднем пассажирском сиденье.

– Меня привез Фелисиано из Имирури. – Он пожал плечами. – Сынок, кажется, я знаю, где у этой лисы нора.

48. Очате

18 августа, четверг

«Где у этой лисы нора», – повторил я.

– Помнишь, жители Имирури видели по ночам в Очате огни? – спросил дедушка. Его невозмутимый голос внезапно меня успокоил. – Я расспросил их подробнее. Оказывается, такие же огни они видели двадцать лет назад, когда лис только начал убивать. Никакие это были не НЛО, а машина этого поганца, который мотался туда-сюда по развалинам. Похоже, у него в Очате штаб.

– В Очате? Вряд ли. Здесь ничего не осталось. Деревня полностью заброшена с 1934 года. Посмотри на церковную колокольню: вокруг нет даже электрических проводов. Не думаю, что убийца выбрал для себя место, где нет ни света, ни воды.

– А как же вода в реке Говелосте? – возразил дед. – К тому же вокруг множество людей завели себе электрические генераторы. Давай поезжай вперед по этой дороге. Когда асфальт кончится, свернем на грунтовку, вытоптанную козами. Я тут неплохо ориентируюсь.

– Дедушка, я участвую в сложнейшей операции. Ты не можешь находиться со мной, это опасно.

– Я видел больше оружия и пуль, чем ты за всю свою жизнь, сынок. Поеду с тобой в Очате, помогу тебе его отыскать, а потом вернусь в Имирури по местной дороге. Горы я знаю получше тебя.

Я и правда никогда не ходил по этому городу-призраку, даже толком не знал, как туда попасть. Кроме того, у дедушки было гораздо больше здравого смысла, чем у всех моих коллег и приятелей, вместе взятых, поэтому я позволил ему и дальше сопровождать меня в качестве пассажира и рванул в направлении, которое он указал мне пальцем.

– Дедушка, пообещай, что ты немедленно вернешься домой. Пообещай.

– Никаких обещаний дать тебе не могу, сынок. Даю слово. Этого хватит.

Тут он был прав. В его времена уговоры скреплялись простым рукопожатием, и он ни разу не нарушил своего слова.

Я посмотрел вперед. Передо мной простирались поля уже скошенной пшеницы, тюки соломы на обочине и какие-то обломки, мимо которых автомобиль проехал без труда. Мы преодолели около трехсот метров и увидели, что асфальт закончился. Справа виднелась развилка дороги, слева тропинка, терявшаяся в сорной траве и кустах.

– Раньше заезд был справа, – пробормотал дед.

Я послушался и оставил машину в тени последних деревьев, росших возле дороги; это был дикий орешник. Мы высадились и зашагали к башне Очате, небольшой колокольне без колокола – это было все, что осталось от старинной церкви Сан-Педро-де-Чочат. Кое-где виднелись непристойные рисунки и граффити, сатанинская пентаграмма, нарисованная краской из баллончика, и больше никаких признаков человеческого присутствия. Перед колокольней громоздились какие-то руины: должно быть, два последних жилых дома, оставшиеся от деревни. Сохранилась лишь часть передних стен без крыши; было невысоко и я заглянул во внутренний прямоугольный двор одной из развалин, но не увидел ничего, кроме густой крапивы.

– Здесь ничего нет, – сказал я, поворачиваясь к деду.

– А за теми камнями? Такое впечатление, что там виднеется алюминиевая крыша, – ответил дед, указывая на восток.

Мы подошли ближе, стараясь не шуметь, и укрылись за камнями. Перед нами был древний, почти полностью разрушенный флигель с небольшой каменной стеной, алюминиевая крыша и главное здание, также почти разрушенное, однако достаточно вместительное для нескольких жилых комнат. Два этажа, окна без стекол. Но входная железная дверь выглядела неожиданно новой, что было странно в деревне, покинутой восемьдесят лет назад.

– Пригнись, – шепнул я деду. – Смотри-ка, там что, микроавтобус?

За тополями, росшими возле реки со стороны Агийо, мне почудились очертания белого автомобиля.

Согнувшись в три погибели, мы подошли к дому. Когда до него оставалось метров десять, дедушка неожиданно выругался.

– Шшш… – прошипел я, гневно оборачиваясь.

– Черт бы побрал эту пчелу. Вот же, сучья дочь… – пробормотал дедушка, потирая ладонь.

– Пчела?

Я посмотрел и увидел жало, торчащее из ладони деда. Безумие для пчелы: вряд ли она собиралась умирать.