Жажда мести

II

Борис ожидал его на станции «Арбатская». Уже наступили сумерки, и солнце все еще рассеянно бросало на землю розоватые блики света. Гоголь стоял, склонив голову, на массивном пьедестале; вокруг на скамейках сидели люди, отдыхали, а на верхушках деревьев устроились вороны, и тоже отдыхали. Борис был одет необычно. Он тщательно готовился к сегодняшнему вечеру, но ни во что не посвящал приятеля, многозначительно поглядывал на него и на его вопросы не отвечал. На нем была новая кофта сиреневого цвета, лакированные индийские туфли, волосы тщательно подстрижены, от него пахло приятными духами.

– Хеса знаешь? – спросил он. – Юрий который? Такие люди должны приехать, что лучше не говорить.

– Кто? – спросил Волгин.

– Не хочу говорить. Мне все равно. А тебе важно. Я защитился. Все. Плевать на всех хотел. Я – кандидат наук, триста двадцать рублей положи мне в карман. И не дури! Понял? То есть я еще не защитился, но диссертацию мою приняли к защите. Сам Ландау, от него рецензия. Пришел к нему с одной девочкой, все при ней, что надо, в общем. Он это дело любит. Она ему глазки, а он мне написал и говорит: «Не скромничай! Скромность присуща людям ограниченным!» А? Каково? Гений! Да с его рецензией мне сам волк не страшен!

Волгин рассказал ему, в свою очередь, о своем сегодняшнем случае с Мизинчиком. Тот на минутку призадумался, поморщился.

– Так, – сказал он многозначительно. – Так. Это стукач.

– Но что я сделал? – удивленно вскинул глаза Волгин. – Я даже не физик, не математик, не имею ни малейшего отношения к обороне, к военной технике. Меня ничто не интересует, кроме литературы!

– Литература – та же идеология. Слово важнее иной раз нейтронной бомбы, ибо таит в себе огромную духовную энергию – этого и боятся. Он принялся рассказывать байку о свободном петухе, который склевывал слова не реальные, а написанные на бумаге и преуспел, и предложил зайти в Дом ученых. Они прошлись по Гоголевскому бульвару, затем свернули на Кропоткинскую улицу и вскоре очутились у ворот с двумя сторожевыми львами. Борис выпросил у почтенного старца с бородой с быстротой молнии пригласительные билеты. В холле они осмотрелись, поднялись на второй этаж в буфет. Народу еще прибыло немного, толклись у буфета, наливали себе чаю, покупали бутерброды и пирожные. Борис рассказал, что к Хесу должна приехать чрезвычайно важная особа, с помощью которой можно решить все проблемы и о встрече с которой можно только мечтать.

– А почему академик Ландау так живет, за ним шлейф женщин вьется? – спросил Борис и лицо его озарилось улыбкой при виде появившейся в буфете высокой красивой женщины. – А потому, Володь, что у большого ума большие желания. Возьми Козобкину. Кто спит с ней? Понял? Я, чтобы убедиться в своих выводах, выследил сто раз, как она выходила с профессором, такой, с папкой, лысый еврей небольшого роста, в очках.

– С тобой опасно, ты все знаешь, – сказал Волгин. – Как Мефистофель.

– Да. Я не глуп, мне только развернуться не дают. Как, кстати, и тебе. В принципе мы люди добрые, вот наша слабость. А зло – это с одной стороны удар по гравитации человечества. Но зло – может быть и носителем прогресса! В этом его сила!

– Я тоже об этом думал, – согласился Волгин, полагая, что идет обычный треп. – В принципе человек, Вселенная, земля запрограммированы на жизнь, как главной константы программы Вселенной. Смотри: солнце, луна, сердце, ЗЛО, выряженное в добро. А принципы в категории приказа для человека: «Не убий! Не укради! Не прелюбодействуй! Не предай!» – Тут он заметил, что Борис уже беседует с какой-то девушкой.

Волгин посидел с минуту и отправился в туалет. По дороге он останавливался, рассматривая вывешенные на стенах картины, плакаты, спросил у встреченного молодого человека, где находится туалет, раздвинул тяжелые портьеры, вошел в помещение. Кто-то тенью скользнул вслед за ним. Еще Волгин подумал о том, что же так неслышно ходит человек, хотел было оглянуться, но тень исчезла в кабине, и он тоже вошел в соседнюю и повернулся закрыть ее на задвижку. В этот момент перед глазами мелькнуло черное – словно туча. И в следующее мгновение он получил сильнейший удар по голове. Будто две черные половины земного шара раскололись пополам, и между ними образовалась серая пустота, в которую он медленно стал погружаться.

Возбужденный разговором с новой знакомой, Борис торопился поделиться впечатлениями с Волгиным и, понимая, что его приятель мог уйти так неожиданно только в туалет, стремительно направился туда. Вбежав туда, он увидел в одной из кабин Волгина, грудью неестественно навалившегося на унитаз, и торопливо покидавшего туалет высокого сильного человека и сразу все понял. Громила пер на него с явной готовностью убрать его с дороги. Борис в мгновение оценил противника – по нездоровому цвету лица и красному носу – этот ублюдок пьет, а раз пьет, то вся его сила не так уж страшна. Он заступил ему дорогу и закричал, призывая на помощь. Бандит заметался, сверкнули желтыми белками его глаза, он замахнулся чем-то тяжелым. Борис резко откачнулся в бок, не удержал равновесие и полетел на пол. Но, падая, он выбросил ногу и ударил бандита в пах. Тот скрючился на мгновение и, ковыляя, выскользнул из двери. В дверях обернулся и показал пистолет. Борис кинулся к приятелю. Изо рта Волгина текла струйкой кровь на сорочку. У него была проломлена голова, и при падении он вывихнул руку. Борис, намочив носовой платок, отер его лицо холодной водой из-под крана, побил ладошками по щекам. Волгин сразу вспомнил это желтое лицо, желтые яблоки глаз, мелькнувшие в последний момент, когда повернулся закрыть дверь. Он не мог припомнить ни одной детали. Зашел, обернулся закрыть на задвижку дверь и – все. Он приподнялся на дрожащих ногах, наклонился над умывальником и подставил лицо под кран, приложил мокрый платок к месту на голове, откуда сочилась кровь, и почувствовал обжигающую боль, перешедшую через минуту в тупую пульсирующую.

III

В повседневной жизни Николай Петрович Свинцов обладал некоторой особенностью, которая, как то ни странно, не выделяла его, а наоборот, как бы растворяла в общем потоке людей. Он постоянно подстраивался под кого-то. Не хотелось быть белой вороной среди черной стаи. Если он замечал, что на улице преобладали у мужчин шапки, он надевал шапку, простую, обычную, суконную, теплую солдатскую шапку, чтобы не выглядеть этой самой белой вороной. Он стремился раствориться в толпе во что бы то ни стало. Занимая должность и получая очень даже хорошую зарплату, имея квартиру в центре, автомобиль, дачу, немалые накопления к своим сорока пяти годам, он тем не менее был недоволен тем, что имел слишком заметную квартиру, дачу, автомобиль и большую зарплату. На даче он не появлялся и жил там его дальний родственник из деревни, автомобиль загнал в гараж, чтоб с глаз долой, домой никого не приглашал. К нему ходила домработница, немолодая женщина, постоянно охавшая и ахавшая, летом и зимой носившая теплые чулки, боявшаяся простуды, с ней он и спал в одной постели.

Свинцов во всех своих делах усматривал несомненную пользу для своего отечества. И часто размышлял о своей блестяще подготовленной и так же блестяще осуществленной операции по устранению Самсоновой. Он приходил к выводу, что даже и один человек может очень много сделать. На такую операцию обычно выделяли десять специалистов высокого класса. Свинцов постоянно анализировал свою жизнь и выискивал врагов, которые могли бы ему помешать. Волгин – один из таких людей. Было установлено: Волгин звонил Галине Брежневой – значит, Самсонова передала ему ее телефон. Волгин был в гостях у маршала Советского Союз, выходит, что он знаком с его внучкой. За Волгиным было установлено наружное наблюдение. Свинцов не мог допустить, чтобы человек, преступивший ему дорогу в личной жизни, погубивший его жену, преуспевал в жизни. Свинцов решил доказать причастность Волгина к антисоветским организациям, в последнее время только и думал о этом. При помощи осведомителей он глаз с него не спускал. Волгин имел покровителя в лице профессора Дрожайшего, отсидевшего в лагерях в свое время и давшего подписку на предмет абсолютной лояльности. Он запросил дело Волгина, тот учился отлично, жил бедно, ходил на вечера с неким студентом из МИФИ. Свинцов планировал покончить с Волгиным еще в Доме ученых, но помешал тот самый аспирантик из МИФИ. Полковник никогда не сомневался в правильности своих решений, считал, что обладает исключительным чутьем, и доверял только себе, часто пренебрегая мнением спецов.

Первое, что необходимо, это чтобы у этого гения был «привод» в обыкновенное отделение милиции. Он позвонил знакомому начальнику отделения милиции и посоветовал «отметить привод». Это был первый шаг. Он решил разыграть сцену драки или попытку самоубийства в туалете. Исполнители не ожидали появления в туалете товарища Волгина, и это их промах. Теперь остался один важный элемент – привод! Вот он и сыграет свою роль. Бумажка пойдет своим ходом: мол, так и так, ваш этот самый Волгин имел «привод» в нетрезвом состоянии в отделение милиции. Что может быть проще для решения вопроса с покровителями? Покровители брызнут в разные стороны прочь от «гения», как только получат сигнал из милиции, – как мухи из-под веника.

Свинцов нашел чистый лист бумаги и крупно нарисовал на нем две первые буквы «В-В». Это означало – пора в случае с Волгиным поставить точку. Он покачал головой и повесил лист на стене, на кухне, на видном месте, где у него висело множество картинок, вырезанных из журнала «Огонек».

Николай Петрович снова положил чистый листок бумаги на обеденный стол на кухне и внимательно на него посмотрел. Вот здесь будет исходный пункт «гения» – общежитие. Он обозначил исходный пункт и от него прочертил линию, расставляя по пути точки метро – «Охотный ряд», «Библиотека», «Кропоткинская», «Парк культуры Горького», «Фрунзенская», «Спортивная», «Ленинские горы» и «Университет». Между этими станциями он прочертил линию и достал справочник Министерства внутренних дел. На «Фрунзенской» «гений» часто выходит и домой в общагу направляется пешком, пересекает реку по метромосту, затем поднимается по лестнице и – вот общежитие в высотном доме. Отлично. Никаких сложностей для действия советской милиции.

Свинцов достал карту расположения линий метрополитена и ткнул пальцем в точку – «Фрунзенская».

– Мудро? – спросил он себя и покачал головой. – Мудро! Очень!

И набрал домашний номер телефона нужного начальника отделения милиции. Евгений Парфенович Рыдрогоненко сам взял трубку и узнал по голосу Свинцова.

– Как дела?

– Как у тебя, – отвечал Рыдрогоненко в тон Свинцову, которому тот был обязан после неудачной операции на китайской границе тепленьким местом в столице. – Как у тебя, Коля, так и у нас.