Желая дракона

Я выхожу из хижины и вижу качающуюся спину колоссального дракона, сидящего на корточках, с опущенными плечами, опущенной длинной шеей и почти касающейся земли мордой. Его крылья плотно прижаты к бокам — и его ребра болезненно выпирают, когда он выпускает очередной ужасный отрывистый кашель.

Этот дракон вселит страх в сердца всех женщин, которые попытаются выступить против нас. Он защитит нас. Он спасет моего брата. Он — наша спасительная благодать.

У спасительной благодати моего племени — рвота.

И что меня больше беспокоит на личном уровне, так это то, что мужчина, с которым я мысленно спланировала всю ночь перед дерзким спасением, в тот час, когда он оставил меня одну, чтобы подумать, заболел.

— Халки! Что ты ел? Было ли это ядовито? — взволнованно кричу я.

Со своего наблюдательного пункта я в ужасе наблюдаю, как что-то большое и темное касается его языка, когда он давится. Его челюсти широко открываются, и два тонких лоскута почти прозрачной ткани соединяют нижнюю челюсть с верхней в складках губ. Они растягиваются, изгибаются и складываются, следуя движениям его рта.

То, что у него на языке, втягивается обратно в горло, когда он вдыхает, снова вызывая болезненную рвоту.

Видения моего защитного, безумного преданного дракона, которого я называла своим меньше суток, развеиваются, как дым, пока я смотрю, как он работает, чтобы вырвать свои кишки. Почему мой дракон умирает?

Я бегаю вокруг него, пытаясь лучше разглядеть, что случилось. Он хрипит, как будто поймал поперечную косточку в задней части горла, и эта темная штука появляется все больше каждый раз, когда его рвет, но не выходит полностью.

— Ты задыхаешься? — в панике спрашиваю я.

Я даже держу руку вверх с растопыренными пальцами, как будто могу протянуть руку и попытаться очистить его горло от любого препятствия.

Но его ряды невероятно длинных заостренных зубов блестят. Было бы глупо просовывать руку где-нибудь между этими челюстями, и даже эта мера поможет только в том случае, если я смогу дотянуться достаточно далеко назад, чтобы устранить любую преграду.

Халки снова кашляет — а затем подбрасывает массивный продолговатый… предмет.

Он падает на землю с мягким воркованием, а не с шлепком. Вместо мокрого и блестящего, как содержимое желудка или его внутренностей от жестокости его извержения, все, что появилось, компактно, сухо и… странно.

— Что… это что?

Кулла, одна из моих соплеменниц, убирает руку ото рта, чтобы показать на Халки… что бы это ни было.

— Это кольцо в носу быка? — спрашивает она.

Не могу поверить, что подхожу ближе, но это так. Я смотрю на него, пока у меня не отвисает челюсть. Затем я смотрю на нашего дракона.

— Что это? Дракон, ты съел одного из наших быков?

— Нет.

Халки протягивает свои когти и хватает комок, того, чем его вырвало, как будто это драгоценное сокровище, а не отвергнутое содержимое желудка.

— Я летал до тех пор, пока не наткнулся на какой-то домашний скот, который находится недалеко от Эмбер-Пик. Я нашел там пищу для охоты.

— Умм, Халки? Если ты нашел их в загоне, это не «охота», — подчеркиваю я.

— Эмбер-Пик? — шепчет кто-то. — Он украл у племени степных Гигантов!

Не обращая внимания на болтовню, которая вспыхивает, как кипящая вода, Халки встает, осторожно поднимает причину своей клинической смерти и несет свой кубик рвоты в домик.

— Что ты с этим делаешь? — спрашиваю я.

— Храню вместе с нашими вещами, — отвечает он.

Я поворачиваюсь и смотрю в море потрясенных лиц вокруг меня.

— Это его кастинг, — говорит Ятанак, опираясь на свою кривую резную трость.

— Ты, — обвиняю я. — Позже мы поговорим.

Я протягиваю руку сзади и начинаю заплетать волосы ловкими, агрессивными плетками, убирая их с дороги на случай, если не могу с собой совладать, и наступлю на его ухмыляющееся лицо и ударю.

Все поворачивают головы, чтобы посмотреть на нашего мудрого старого соплеменника — кроме дракона, который очень занят укладкой своего блевотного куска к «нашим вещам». Он все еще в форме дракона, поэтому не может поместиться в домике; скорее, он укладывает свой засохший тошнотик рядом с моей постелью. Я ловлю себя на том, что наклоняюсь вбок, чтобы посмотреть, как тщательно он укладывает его рядом с моими завернутыми одеялами, как будто помогает ему прижаться к ним.

Я оглядываюсь на свое племя.

— Мне нужна новая кровать, — объявляю я. Где-нибудь в другом месте.

Некоторые из них качают головами.

Я накручиваю конец своей косы, чтобы она не распускалась без ремешка, чтобы завязать ее сзади.

Халки подходит ко мне сзади, его массивная голова опускается носом на мое плечо, и мое племя отступает от нас, явно возмущенное тем, что недавно блевавший дракон касается моей кожи своим ртом.

— Готова уединиться в нашем гнезде? — шепчет мне вкрадчиво Халки.

Он сомкнулся зубами на моей руке с силой, достаточной только для того, чтобы сжать, а не проколоть. Затем он обнюхивает это место и делает то же самое с моей шеей, наклоняя мою голову в сторону, чтобы дать ему доступ, который он хочет.

Я позволила ему с широко открытыми глазами. Я смотрю на своих соплеменников в растерянном — общем — шоке.

Так продолжалось до тех пор, пока Вестра, стоящая лицом ко мне вместе со всеми, не подняла гусыню Ингрид выше в своих руках.

— Он ухаживает за тобой, — говорит она. — Как запечатленный гусь.

И как раз в этот момент Ингрид проводит своим клювом по волосам Вестры, издавая жужжащие и гудящие звуки, когда ее клюв щелкает, полностью поглощенная своей задачей связывания.

Между тем, зубы моего дракона щелкают, как ножницы, каждый раз, когда он двигает своим ртом, и он издает мягкие шевелящиеся звуки, «ухаживая» за мной.

Ошеломленная, кожа поет везде, где Халки кусает меня, я смотрю на Ятанака, который все еще стоит с остальными и жадно смотрит.

— Что такое кастинг?