Железная Империя

Мгновенно лопнула красная кожа и вывернулся наружу жир на захрипевшем горле, из-под клинка брызнула кровь, много крови, огромным густым пятном плеснулась на руки, грудь и в лицо Лоры, заставив ее испуганно мигнуть. Но этот испуг лишь сильнее разъярил ее, она навалилась еще сильнее, толчками продвигая лезвие все глубже в ткани, пересекая хрустнувшую трахеею, пищевод, плюющийся кровавыми пузырями, кромсая мышцы до самого позвоночника.

Аугрусс все еще пытался сопротивляться, хотя по сути был уже мертв. Его толстые ноги в абсолютно мокрых штанах дрыгались, пальцы, ладони — все было порублено в фарш, когда он пытался оттолкнуть лезвие со своей шеи. В его маленьких глазах застыло выражение невероятной муки, которую он не мог ни постичь, ни перенести, и Лора, методично отпиливая ему голову, словно пила его боль, наслаждаясь его страданиями, садистски разглядывая его медленно умирающие глаза…

Когда все было кончено, она резко поднялась, тяжело отпыхиваясь. Вся ее одежда, руки по локоть были черными от напитавшей их густой липкой жидкости, и трудно было сказать, где ее кровь, а где кровь убитого ею забрака. Голова Аугрусса валялась в темной, быстро расползающейся по полу луже, рядом с еле дрыгающимся телом. Лора, переступив через мертвую тушу, небрежно наподдала посеревшую голову с вывалившимся вялым языком ногой, подкинув ее ближе к штурмовикам, замершим в благоговейном ужасе.

Стояла гробовая тишина.

Молчал даже Дайтер, и по его лицу трудно было угадать, что он думает о главкоме Железной Империи.

— Трофей, — мрачно бросила Лора, указав глазами на голову забрака. — Взять с собой.

— Есть, мэм.

— Вы летите с нами, — бросила Лора чиссу устало. Ярость, вычерпав все ее силы до дна, покидала истерзанный разум, и на смену ей вновь приходила пустота и чернота. Дайтер смолчал, и это было очень благоразумное молчание.

Сделав несколько шагов Лора вдруг ощутила невероятную боль, боль во всем теле, и виброклинок выпал из ее израненных задрожавших пальцев, она припала на раненную ногу, и упала бы, если б чьи-то сильные руки не подхватили ее под локоть.

Какое странное проявление заботы, подумала она, глядя на крепкую мужскую ладонь, сжимающую ее пропитанный кровью рукав.

Забота по отношению к тому, кто только что убил.

Убил страшно и безжалостно.

Убил.

Убила.

Руки, поддерживающие ее, были почему-то скованы наручниками, и она, подняв глаза выше, скользнув взглядом по добротной замшевой куртке, заглянула в лицо поддерживающему ее мужчине и увидела его глаза.

Черные-черные, словно угли.

Пришедший в себя пилот, подобранный штурмовиками, был единственным человеком, кто не впал в ступор и посмел приблизиться к главкому.

— Мэм, — почтительно произнес он и вдруг улыбнулся ей. — Осторожнее, мэм.

Лора крепче встала на ослабевшие ноги и, хотя ее колени тряслись, все же отняла свою руку у арестованного, упрямо мазнула по лицу, стирая жирный шлепок крови, и глухо промолвила:

— Благодарю.

* * *

Выходка Лоры с головой забрака вывела Инквизитора из себя.

Он не выказал своего неудовольствия на флагмане, куда доставили и Лору, и останки злополучного губернатора, и позже, транспортируя главкома на Бисс, он молчал тоже.

Но уже в медицинском корпусе, после того, как главкома осмотрела лично Леди София, и ушла, деликатно оставив их вдвоем, Лорд Фрес дал волю своим чувствам.

— Что это за выходки?! — шипел он зло, стискивая кулаки до такой степени, что белели костяшки пальцев. — Что это было?!

Лора упрямо, с вызовом, молчала, отвернув от Инквизитора лицо.

— Эта кровь, эти убийства — это все не для вас, не для вас, слышите, вы!

Глаза Лоры ярко сверкнули, она молниеносно обернулась к Инквизитору, так, что волосы рассыпались по подушке.

— А для кого? — резко, с вызовом бросила она, всматриваясь в его узкие, как булавочные уколы зрачки. Казалось. что от ярости глаза Инквизитора стали совершенно белыми, и Лора знала, что не будь она вся изранена, он непременно влепил бы ей пощечину. — Для нее?

Губы Инквизитора сжались в тонкую белую полосу, он вспыхнул от гнева, но румянец тотчас погас на его щеках, словно замерз.

— Это для того, — веско произнес он, прямо глядя в упрямые глаза девушки, — кто в состоянии это вынести и не пожалеть потом. Кто не потеряет головы при виде крови, кто не утонет в безумии. Для тех, кто способен на поступок.

— По-вашему, — с нажимом произнесла Лора, — я не способна?

Лорд Фрес помолчал немного, а затем, склонившись над больной, почти касаясь ее лица, он произнес тихо-тихо, так, что и Лора едва расслышала его слова:

— Вы ведете себя словно маленькое дитя. Вы стараетесь что-то доказать мне, но я не нуждаюсь в ваших доказательствах. Эти соревнования, что вы затеяли — они нелепы, видит Сила, нелепы! Я знаю вам цену; я знаю, какая вы.

Отпрянув так быстро, словно этот краткий миг странной, неприязненной близости мог причинить ему вред, Инквизитор поспешно вышел из палаты Лоры, и дверь закрылась за ним пожалуй чересчур громко.

За дверями палаты главкома его ожидала Леди София.

— Что она? — небрежно спросила женщина, хотя вряд ли такой вопрос был уместен из уст медика.

Инквизитор как-то неопределенно пожал плечами, раздумывая о чем-то своем.

— Она сожалеет о случившемся, — лаконично ответил он, и София лишь многозначительно промолчала. Повисла неловкая пауза, говорить о состоянии пациентки обоим явно не хотелось, и все же Инквизитор не уходил, словно было что-то еще, о чем он хотел сказать Софии.

— Что-то еще, Инквизитор?

Их глаза встретились, и некоторое время он молчал, рассматривая красивое лицо женщины.

— Да, — ответил он, наконец, — пожалуй, да. Вечером я хотел бы видеть вас у себя.

— Какое-то дело? — удивилась София, и ее брови удивленно взлетели вверх.

— В спальне, — ответил Инквизитор. — Я распоряжусь, охрана вас пропустит.

Глава 29. День, ночь

София, беспокойно повернувшись, вздохнула, и проснулась.

Под ее рукой, под горячей щекой был чувственный шелк — черный, припомнила она, просто роскошный, исчерченный вспыхивающим белыми складками, — и рядом с собой она слышала мерное дыхание.

Его.

Мужчины.

Лорда Фреса.

Она пришла к нему, когда было совсем темно. В его покоях, обставленных с известным изяществом, его застеленная шелковым бельем огромная постель была похожа на алтарь, выточенный из черного камня.

Торопливо избавившись от одежды, мучительно кусая губы, София приподняла краешек одеяла и поспешно скользнула на шелковую простынь, пряча пылающее лицо в прохладной гладкой ткани. Ей было немного не по себе в обители Инквизитора в отсутствие его самого; так, словно она прикасается к самому сокровенному и одно неосторожное движение может разрушить хрупкую идиллию.