Железный гром 2

Переходы в подобной гористой местности хорошо очищали мои мозги ото всех посторонних мыслей. Физически тяжелая, монотонная деятельность перераспределяет ресурсы твоего организма, кровь отливает от головного мозга и приливает к натруженным мышцам, голова начинает напоминать пустой воздушный шарик и единственное, что ты спустя несколько часов похода замечаешь — это то, как изгибы тропы открывают твоим глазам с каждым разом все новые панорамы, впрочем, мало отличимые от виденных ранее — все тот же первобытный лес обступающий тебя со всех сторон, да редкие прогалины образовавшиеся все теми же поваленными деревьями, и редкими зелеными полями.

В нашем войске были не только драговиты, но и отряды вольнян и вислян, вооруженных гепидским оружием взятых нами с бою. Кстати говоря, туда же, в эти племена в качестве рабов Гремислав определил жен и детей убитых гепидов.

На ночь, еще за несколько часов до захода солнца, все наше войско компактно разместилось у поваленных оползнем деревьев, рядом со склоном, по которому стекал вниз ручей через переплетенную зеленую массу деревьев. Остановились здесь, уж очень удачное место нам попалось, хотя могли бы, пожалуй, пройти дополнительно пару-тройку километров.

Утром я был неожиданно разбужен, казалось, что кто-то поливает водой мое лицо. Быстро вскочил и осмотрелся. Оказывается, на наш лагерь накрапывал противный моросящий дождик. А мне в первые секунды подумалось, что это очередная проделка Ладислава. Подорвался ни свет, ни заря не только я один, но и практически все наше воинство. Лагерь зашумел сотнями голосов — сонными, непонимающими и проклинающими так некстати начавшийся дождь.

Сегодня, по причине поднявшего раньше следуемого на ноги дождя, выдвинулись из лагеря на пару часов раньше обычного распорядка, еще впотьмах. Захваченные в плен несколько дней назад пара мужиков продолжали исправно выполнять возложенную на них, но не совсем добровольную с их стороны функцию проводников.

Хорошо бывает наблюдать за стекающими каплями дождя из окон собственной квартиры, слушать барабанный бой капель о подоконник и совсем наоборот воспринимается даже слабый дождь, когда ты находишься под открытым небом. Дождевиков здесь нету, одежда промокает насквозь практически моментально. И вот уже спустя десяток минут становишься весь мокрым, а физические нагрузки заставляют потеть и не проходит и часа, как все тело становится липким от пота и мокрым от дождя, а ботинки хлюпают при каждом шаге, чавкают, вязнут в грязи сбитой сотнями ног впереди идущих. И в таком адском режиме войско брело часа три, пока из-за туч не начало робко выглядывать солнце. Но никто не роптал и не жаловался, обрушившийся на нас сентябрьский дождь совсем не чета промозглому осеннему ливню в районах Припяти, вымораживающему тело и кости до безотчетного клацанья зубами.

Наконец, миновав взгорья, передовые отряды спустились в долину, где располагались первые сорбские селения. Чаще всего представляющие собой группу из нескольких хуторов со свободной планировкой вокруг центрального общего пастбища, и с общей пашней за пределами деревни.

В этой зеленой, плодородной и живописной долине мы и остановились, накапливая силы, ожидая здесь арьергарда, очень растянувшегося по труднопроходимой местности на марше войска.

Наши «следопыты» быстро нашли имеющиеся в долине тропы по которым были посланы разведчики, которые вернулись назад с любопытными новостями. Все три сорбских слабо укрепленных селения расположенных в этой долине оказались пусты. Местные жители в виду приближения нашего многочисленного войска слиняли в ближайший крупный «град», местоположение которого нам еще предстоит как-то определить при помощи проводников.

Только вечером, в лучах прячущегося за горы солнца, в долину спустился последний, замыкающий драговитский отряд вождя Ченстового из селения Гущина.

На следующий день снялись с лагеря и заняли покинутые селения. В них воины отдыхали несколько дней, рыбачили в местной речке, некоторые даже охотились в лесах.

К полудню, двигаясь по изрезанной местности в тени густой листвы деревьев, минуя стекающие вниз ручьи, вышли к очередной долине, где стоял первый крупный сорбский «град».

У сорбского святилища, располагавшегося под сенью дубовой рощи, украшенного каменным истуканом и черепами животных, остановились. Дожидаясь посланных в городище парламентеров напрасно время не теряли, по-быстрому перекусили и принялись вооружаться и облачаться в имеющиеся у нас доспехи. Проживающие здесь под властью вандалов сорбы ожидаемо отказались переходить под руку драговитов. Вполне ожидаемо, тем более что в «граде» стоял вандальский гарнизон. Волхв Яролик прямо на этом языческом капище провел ритуал, наставляя воинов убивать всех вандалов, а также тех сорбов, кто взял против нас оружие, тем самым ставших непокорными воле славянских богов. С таким вот напутствием, построившись в колонны, укрывшись черными щитами, и двинулись на штурм.

Приблизились вплотную к «граду». Нас никто не встречал, лишь за частоколом виднелись вооруженные люди. В дело тут же вступила «артиллерия» Черна. И от поселкового деревянного забора вверх, к небу, устремились жирные клубы чадящего дыма. Послышались паникующие крики, а наше воинство воодушевленно взревело.

За прогорающими участками забора, наконец, стали видны приземистые дома, основания некоторых из них были сложены из камня, что меня удивило и порадовало, впервые вижу в этом времени нечто подобное. Рядом с постройками заполошно метались силуэты людей.

Мы разделились на три отряда, по числу прожженных в частоколе проломов. Градислав возглавил одну из колонн и, вытащив из ножен поблескивающий в свете огня меч, с криком «Перун!» скомандовал атаку на уже обреченное городище. Аналогичные крики слышались в отдалении, еще в двух местах.

Сходу, разбив жидкий заслон защитников вооруженных дубинами, топорами и рогатинами, колонна Градислава ворвалась внутрь. Началась кровавая вакханалия, самая настоящая бойня, что должна была для наших здешних врагов стать наглядным примером ярости драговитов и актом устрашения. Выжившие после этой резни жители будут направлены в другие сорбские поселки, чтобы те не дурковали и переходили мирно и добровольно под тяжелую длань драговитского племени.

Разбившись на отделения, принялись зачищать дома. Горящие головни закидывались на крыши, а в хижины с занесенными мечами и копьями наперевес врывались наши воины. По улицам бегали женщины с детьми на руках. Некоторые мужчины покорно сдавались, часть продолжало буйствовать и сопротивляться, с яростью берсеркеров набрасываясь с топорами на наши расползающиеся по граду отряды. Это были как раз-таки вандалы, как мы позже выясним.

Отвлекся на несколько секунд, глядя как женщина вытаскивает из дома загоревшегося ребенка, пытаясь затушить огонь тряпками. И тут из-за угла соседней хижины, вынырнув из завесы дыма, с уже занесенным топором на меня бросился воин с характерными для гепидов «обмундированием», намереваясь проломить мне голову. Реакция не подвела, наверное, не подвела. Падая больше от неожиданности, чем осознанно, чиркнул вандала острием клинка по животу и тут же перекатом рванул в сторону, дабы не угодить под падающее на меня тело с топором. Когда я поднялся, вандала уже прикончил знакомый копьеносец ударом копья в шею.

— Не зевай, Див, — улыбнувшись мне, прокомментировал он, а затем одним ударом копья перебил орущей женщины позвоночник, походя, закалывая обгоревшего ребенка.

Я встряхнул головой, отгоняя посторонние мысли и вошел во двор, где скрылось мое отделение. Они все стояли напротив конюшни и с любопытством рассматривали коней. И конюшня наличествовала не только в этом дворе. В городище обнаружились телеги и лошади, в которых явственно чувствовалось влияние сарматского племенного коневодства. Этих сарматских красавцев-коней разобрали по рукам моментом.