Железный лев

Зачем?

Так очевидно же. Чтобы эти матроны стали юношам «добрыми феями», обеспечив им славное устроение в жизни, в том числе быстрое производство в чинах, хотя бы поначалу[4]. Вот и сейчас, улучшив момент, она попыталась подвести племянника к очень влиятельной особе.

— Учительница первая моя… — беззвучно прошептал Лев, невольно припоминая Сашу Грей — наверное, самую известную актрису в его поколении. Разумеется, никакого внешнего сходства здесь не имелось, просто что-то во взгляде у этой дамы проскользнуло характерное…

Графиня сия, несмотря на замужество, вела очень насыщенную светскую жизнь во всех смыслах этого слова. Ну а что? Детей нет. Муж в своих делах с головой. Чем же ей еще заниматься? Не крестиком же вышивать, в самом деле? Тем более что эта веселая и деятельная женщина в возрасте «крепко за тридцать» все еще сохраняла свою красоту, пусть уже и увядающую. Другой вопрос, что по местным меркам ее немало портил один недостаток — рост. Он был слишком высоким для женщины этих лет. Из-за чего злые языки болтали, будто бы супруг ей «в пупок дышит»[5], отчего, дескать, у них и не клеилось ничего — табуретку в опочивальню он брать стеснялся, а без нее вроде как не доставал.

Возможно, и так.

Лев Николаевич же считал, что разница в росте тут едва ли играла ключевую роль. Насколько он уже успел понять, ее супруг отдавал себя без остатка делам, быть может, топя в них свою семейную трагедию. Анна Евграфовна же выглядела классической светской львицей, как бы сказали в XXI веке, и жила «на витрине». У них попросту не имелось точек соприкосновения и общности интересов.

В общем — не семья, а каламбур.

Вот Пелагея Юшкова и попыталась этим обстоятельством воспользоваться. И пристроить с умом своего племянника. Не самой же его тянуть?

Юн. Да. Но это проходящее. Тем более что ростом он уже вон какой вымахал[6] и особой худобы не имел. Так что по всем кондициям не ребенок, но вполне зрелый юноша. Да еще и держал себя удачно, поддерживая молчаливый, несколько отстраненный и загадочный образ прямо в канве модного в те дни романтического героя.

Он играл.

Да.

И по вполне банальной причине: чтобы можно было побольше слушать и поменьше говорить. Ибо не освоился он еще и остро нуждался в актуальной информации. Взрослой, зрелой и по-настоящему полезной, а не в том юношеском вздоре, что он обнаружил в голове реципиента в изрядном количестве…

Прошло уже более трех месяцев с того момента, как он оказался в этой странной ситуации. А он пока не понимал, как тут оказался и что вообще произошло, да еще таким странным образом. Хуже того, ему не удалось даже определиться с тем, где это самое «тут» находится: в прошлом или на каком-то плане многомерной мультивселенной. Все было слишком неочевидно, а потому и неважно.

Он так решил.

Ведь ответы на эти фундаментальные вопросы не давали ему ровным счетом ничего. Ну узнает. Ну поймет. И что дальше? При местном уровне научно-технического развития вариантов с возвращением домой он не видел. А потому и не морочил себе всем этим голову, погрузившись в насущные проблемы молодого Льва Толстого, каковым он отныне и являлся.

Странно, конечно.

Дико.

Неловко.

Ну а что поделать? Жертву для загрузки его личности не он выбирал, а потому и не терзался особо.

Впрочем, сейчас Лев тревожился совсем о другом. Тетушка впервые решила задействовать его в своей игре, ранее «делая ставки» со старшими братьями. И это ему совсем не понравилось, хотя и проигнорировать ее он не мог, так как покамест всецело зависел от ее воли…

— Мальчик мой, присаживайтесь, — произнесла тетушка, указывая Льву на стул возле своей подружки. — Вы опять сторонитесь нашего общества? Неужели мы вам так скучны?

— Почему же сторонюсь? Я с большим интересом слушаю вашу беседу. Она так красива и изящна, что мне, право слово, и нарушать ее не хотелось. — произнес Лев и отхлебнул из чашки со своим горьким черным кофе.

— Смотреть мне на это больно, — покачала головой графиня Шипова. — Отчего же вы в столь юном возрасте пьете такую горечь? Вот хотя бы пряником закусите ее. — заботливо пододвинула она Льву вазочку со всяким-разным.

— Жизнь — боль, Анна Евграфовна. Жизнь — боль. — пожал он плечами.

— Вы еще скажите, что аскеза. — фыркнула она с усмешкой.

— Ну же, Лёва, не будьте таким мрачный. — наигранно пробурчала тетушка. — Расскажите нам что-то занятное. Развлеките нас.

— Я, знаете ли, не мастак.

— Просим, — произнесла Пелагея.

— Просим, — сказала Анна Евграфовна и подалась чуть вперед, отчего вид на ее декольте оказался самым подходящим, подчеркивая все еще упругие груди очень гармоничного размера.

Она знала, умела и практиковала такие шалости.

Впрочем, Лев Николаевич сохранил равнодушие, лишь мазнув взглядом по прелестям. Ввязываться в этот «блудняк» ему не хотелось совершенно. Но и послать все к чертям — не мог.

Пришлось на ходу менять стратегию.

По всей видимости, Анне Евграфовне пришелся по душе «томный мальчик». А значит, что? Правильно. Нужно заводить «другую пластинку».

— Ну что же, извольте. Не так давно мне довелось услышать историю о том, как одного поручика вызвали на дуэль, требуя немедленно стреляться. Но ему было недосуг.

— Как же так? — удивился Владимир Иванович — супруг Пелагеи Ильиничны, который в бытность свою служил в лейб-гусарах и вышел в отставку полковником. — Это же дело чести!

— Понимаете… — чуть замялся Лев. — Поручик собирался в театр, а потом с актрисами в номера, а тут такая нелепица. Дурачок пьяный пристал. Вот он ему и заявил, что на обиженных воду возят, а ежели ему так неймется, то он может сам пойти и стреляться, не дожидаясь никого. Сам же поручик обещался присоединиться к этому делу на будущий день. Ну, сразу после того, как проснется и откушает рассолу.

— И что же? Чем все разрешилось? — поинтересовалась Анна Евграфовна с мягкой улыбкой.

— Как чем? Промахнулся он.

— Кто?

— Поручик. Вы же понимаете, тревожное это занятие в себя стрелять, особенно после вчерашнего, вот рука у него и дрогнула. А тот, кто требовал удовлетворения, к своему несчастию оказался отвратительно трезвым, отчего и застрелился самым пошлым образом…

Дядюшка хохотнул, скорее даже чуть хрюкнул.

Остальные улыбнулись.

И Льва попросили рассказать еще что-нибудь. Потом еще. И снова.