Железный Ворон 2

— Это всё? Больше ты ничего не знаешь? Ты уверен? Вспомни!

Пётр испуганно замотал головой.

— Нет, клянусь! Это всё, что он мне говорил! Он… он хвастался, что нашёл «лёгкие деньги», что этот Корф — его билет в богатую жизнь… А потом… — он снова сглотнул, — … потом он стал меня бояться. Говорил, что они… они не любят свидетелей. Он запретил мне подходить к усыпальнице.

Он посмотрел на меня с мольбой.

— Я правда больше ничего не знаю, княжич! Я боюсь! Они могут узнать, что я говорил с вами!

Он был на пределе. Давить на него дальше было бессмысленно и жестоко. Он сказал всё, что знал.

— Всё-всё, я понял. Хорошо, ты ничего больше не знаешь…

Я откинулся на спинку скамейки, давая ему немного пространства. Но один вопрос не давал мне покоя.

— Единственное… я не понимаю… вы же Шуйские. Великий Род. — Я посмотрел на него с искренним недоумением. — Как же так получилось, что… Я видел твоего отца недавно в Совете. Неужели у вас заканчиваются деньги?

При упоминании денег и отца Пётр снова сжался, но на этот раз в его взгляде была не только горечь, но и стыд.

— Заканчиваются? — он горько усмехнулся. — Княжич, они давно закончились.

Он посмотрел по сторонам и понизил голос до шёпота.

— Всё, что у нас осталось — это имя. И видимость. Наш отец… он тратит последние крохи, чтобы поддерживать эту видимость. Приёмы, балы, дорогие мантии… Он верит, что если все будут думать, что мы всё ещё сильны, то мы и будем сильны.

Он отвёл взгляд.

— Наши шахты пусты. Земли заложены. Он влез в огромные долги… в том числе и перед Голицыными. Поэтому он и молчал на том Совете. Он не может перечить им.

Он посмотрел на меня с отчаянием.

— А Костя… он просто хотел помочь. Хотел вытащить семью из этой ямы. Только выбрал не тот способ.

Теперь всё встало на свои места. Это была не просто жадность. Это было отчаяние. И этим отчаянием умело воспользовались «Химеры».

Я слушал его, и картина этого мира становилась всё мрачнее и сложнее. Великие Рода, которые грызлись за власть, на самом деле были колоссами на глиняных ногах, погрязшими в долгах и интригах.

Я посмотрел на этого запуганного, раздавленного горем и стыдом парня. И почувствовал к нему не жалость, а… уважение. Он был честен со мной.

— Ты мне очень помог, Петя, — сказал я тихо и искренне. — Спасибо тебе.

И я протянул ему руку. Не как княжич. А как человек — человеку. Как Петя — Пете.

Пётр Шуйский смотрел на мою протянутую руку так, будто это был какой-то магический артефакт. Он не понимал. В их мире так было не принято.

Он колебался несколько секунд. А потом медленно, очень нерешительно, вложил свою холодную, дрожащую ладонь в мою. Его рукопожатие было слабым, но я почувствовал в нём… благодарность. И облегчение.

— Что… что вы будете делать? — прошептал он.

Я посмотрел на него. Ох, Петя, тебе лучше не знать… На мгновение мелькнула мысль, что его познания в целительстве могли бы нам пригодиться. Но тут же я вспомнил его отца, потерявшего одного сына. Нет. Я не мог ввязывать его в это. Не мог рисковать им.

— Береги себя, — сказал я твёрдо. — Смотри по сторонам. И… оставь этот разговор между нами.

Он кивнул, и я увидел в его глазах благодарность за то, что я не требую от него большего.

Я развернулся и пошёл прямо через площадь. В сторону фонтана. В сторону «золотой молодёжи».

Моё приближение не осталось незамеченным.

Свита Родиона Голицына, заметив, что я иду прямо к ним, замолчала и напряглась. Они расступились, образуя вокруг своего лидера защитный круг.

Родион развернулся мне навстречу. Его лицо было искажено от ненависти и презрения.

— Чего тебе надо, Воронцов? — прорычал он. — Полюбовался на свою работу? Пришёл поглумиться?

Я остановился. На моём лице отразилось искреннее, неподдельное недоумение.

— «Полюбовался на свою работу»? «Поглумиться»? — я переспросил, чуть склонив голову набок. — Прости, но я правда не понимаю, о чём ты говоришь.

Я улыбнулся. Спокойно, дружелюбно, как будто он только что спросил у меня, который час.

Мой ответ его обескуражил. Он был готов к драке, к оскорблениям, к чему угодно, но не к этому вежливому недоумению. Он открыл рот, чтобы что-то выпалить, но запнулся, не найдя, что ответить на мой, казалось бы, невинный вопрос.

Его свита тоже была в замешательстве. Их агрессивный настрой дал сбой.

Вера Оболенская, однако, не растерялась. Она рассмеялась своим мелодичным, как колокольчик, смехом.

— Ох, Родион, он просто издевается над тобой! — сказала она, с явным удовольствием наблюдая за его смущением.

А затем она повернулась ко мне, и в её глазах плясали хитрые огоньки.

— А вы, княжич Воронцов, стали таким… интересным собеседником в последнее время. Что же вы хотели мне сказать?

Она полностью проигнорировала гнев Родиона и с готовностью приняла мою игру.

Я посмотрел на Веру Оболенскую. Хитрая лиса. Она чем-то напомнила мне продавщицу из магазина у завода. Та тоже думала, что она королева бала.

— Вам сказать? — я рассмеялся. Громко, от души. — Да вы что, княжна!

Я обвёл их всех насмешливым взглядом.

— Я заметил, у вас тут такая компания собралась… провидцев. Каждый уверен, что я хочу сделать что-то эдакое. Уже все всё за меня решили! — я снова рассмеялся. — Я вам ничего не хотел сказать.

Я сделал паузу, наслаждаясь их полным недоумением. А затем повернулся к Анастасии.

— Я пришёл к моей невесте.

И, проигнорировав все правила этикета, я обратился к ней так, как никто никогда не смел.

— Настя, можно тебя на секундочку?

Если моё предыдущее поведение было пощёчиной, то это была бомба.

Родион Голицын: Его лицо побагровело так, что я испугался, как бы его не хватил удар. «Настя»?! Он сжал кулаки и сделал шаг ко мне, но его сестра остановила его едва заметным движением руки.