Железный Ворон 2

— И Род Шуйских, я полагаю, тоже не останется в стороне.

Старый князь вышел вперёд.

— Вы спасли мой Род, княжич, — сказал он с достоинством. — Моя жизнь и жизнь моего сына принадлежат вам. Наши знания в целительстве и… в других, более тёмных аспектах жизни и смерти… к вашим услугам.

Я слушал их, и мой новый альянс обретал форму. Полонские — воины. Шуйские — целители и знатоки жизни и смерти. Но оставался один вопрос.

Я повернул голову к Дамиану, который всё так же молча стоял у двери.

— Дамиан… скажи. А твой Род? Как они проголосовали на Совете? За меня или против?

Дамиан на мгновение замер. Этот вопрос был для него болезненным.

— Мой отец… — сказал он своим ровным, лишённым эмоций голосом, — проголосовал «за».

Лина и князь Полонский удивлённо на него посмотрели. Это было неожиданно. Род Одоевских, хранители тёмных тайн, обычно занимали нейтральную позицию.

— Почему? — спросил я.

Дамиан усмехнулся своей кривой, безрадостной усмешкой.

— Не потому, что он верит в твою невиновность, Воронцов. А потому, что мой Род ненавидит «Химер» больше, чем кто-либо другой.

Он посмотрел на меня, и в его глазах блеснула та самая застарелая ненависть.

— «Химеры» — это извращение. Пародия на тёмные искусства. Они берут то, что должно быть уникальным, — дар, душу, — и превращают это в товар, в запчасть. Они — еретики даже для нас. Мой отец скорее заключит союз с самим Императором, чем позволит им усилить свои позиции.

Он шагнул вперёд.

— Так что, да. Род Одоевских тоже на твоей стороне. Не из-за тебя. А из-за нашего общего врага. Наши шпионы, наши знания о тёмных культах, наши… тени… — всё это в твоём распоряжении.

Теперь всё было на столе. Три Рода. Три разные силы. И я в центре.

…

Следующие несколько дней я не делал ничего.

Я не строил планов. Я не рвался в бой. Я просто отдыхал.

Князь Шуйский оказался гениальным целителем. Он прописал мне строгий режим: покой, особые бульоны, восстанавливающие эфир, и какие-то горькие, но действенные настойки. Я следовал всем его указаниям.

Дни проходили в тишине и покое поместья Шуйских. Я много спал. Гулял по их старому, заросшему саду. Сидел у камина, просто глядя на огонь.

Лина была почти всё время рядом. Мы мало говорили. Иногда она просто приносила мне книгу или чашку чая. Иногда мы сидели рядом в саду и молчали. Её присутствие было лучшим лекарством. Оно успокаивало.

Дамиан исчез. Он сказал, что «ушёл в тень», собирать информацию, и вернётся, когда я буду готов.

Князь Полонский уехал в столицу, «улаживать дела» в Совете.

Я остался на попечении Рода Шуйских. И с каждым днём я чувствовал, как ко мне возвращаются силы. Боль в руке прошла. Слабость уступала место знакомой энергии. Моё эфирное тело, мой «пустой сосуд», медленно наполнялся.

И вместе с силами возвращалась ясность мысли. Я много думал. О себе. О Пете. Об Алексее. О своём даре. Я перестал бояться его. Я начал принимать его как часть себя. Я учился жить с этой новой, невероятной силой, не теряя при этом… себя.

На четвёртый день я проснулся утром и почувствовал — я готов.

Я был полон сил. Даже больше, чем до «переливания». Мой эфир стал… другим. Более стабильным, более мощным.

Я встал, умылся холодной водой, оделся. Вдохнул полной грудью, и лёгкие наполнились утренней свежестью.

А затем я подошёл к окну и просто посмотрел на мир. Обычным зрением. Без «Сети», без анализа, без магии. Я смотрел на сад, на капли росы на листьях, на утреннее солнце. И впервые за долгое время я чувствовал, что я в ладу с самим собой. Гармония. Тот самый «якорь», о котором говорил ректор. Я его нашёл.

Я простоял так несколько минут, когда услышал тихий стук в дверь.

— Войдите.

В комнату вошла Лина.

— Доброе утро, — улыбнулась она. — Я видела, что ты уже проснулся. Как ты себя чувствуешь?

Она подошла и встала рядом со мной у окна.

— Ты… выглядишь по-другому, — сказала она, внимательно на меня посмотрев. — Спокойнее.

— Я и чувствую себя спокойнее, — кивнул я.

Мы помолчали, просто глядя на сад.

— Князь Шуйский и Пётр ждут внизу, — сказала она наконец. — И… Дамиан вернулся. Полчаса назад. Он тоже там. Ждёт тебя.

Я слушал её, но смотрел не на сад, а на неё. На то, как утреннее солнце играет в её рыжих волосах.

— Ты знаешь… — сказал я тихо, и это было не признание в любви, а что-то большее. — Ты делаешь меня счастливым, потому, что с тобой я могу быть самим собой. Спасибо тебе за это.

Я взял её за руку. Её пальцы привычно легли в мою ладонь. Тёплые. Настоящие.

Лина посмотрела на меня, и в её зелёных глазах зажглись огоньки. Она не смутилась. Она улыбнулась своей самой широкой, самой искренней улыбкой.

— Ты тоже делаешь меня счастливой, Алексей, — ответила она. — Потому что ты единственный, кто видит во мне не «княжну Полонскую» и не «чокнутую железячницу», а просто… Лину.

Она сжала мою руку.

— И я всегда буду на твоей стороне. Что бы ни случилось.

Она встала на цыпочки и быстро, почти невесомо, поцеловала меня в щёку.

— А теперь пойдём. Твоя армия ждёт своего генерала.

Она потянула меня за собой из комнаты.

Мы спустились вниз, держась за руки. Они все были там, в главном холле. Дамиан, старый князь и Пётр. Увидев нас, Дамиан едва заметно приподнял бровь, но ничего не сказал.

— Всем доброе утро, — сказал я, входя в холл. Лина всё ещё держала меня за руку. — Я, кажется, полностью восстановился и чувствую себя теперь лучше, чем прежде. Физически и морально.

Я взглянул на Лину, затем снова на них.

— Для начала, расскажите мне, какова сейчас ситуация. В Академии, в Совете, в городе. Всё, что знаете или слышали.

Первым заговорил Дамиан, как самый информированный. Он шагнул вперёд.

— Ситуация — это затишье перед бурей, — сказал он своим ровным тоном. — В Академии — хаос. Все только и говорят, что о тебе, о разорванной помолвке и о смерти Шуйского. Студенты боятся выходить из комнат после отбоя. Стража усилена вдвое.