Железный Ворон 2

— Итак, — сказал он, и его голос был как удар молота. — У нас есть показания. И у нас есть обвинения. Князь Дмитрий Воронцов, вам есть что сказать в своё оправдание?

Мой отец молчал. Он просто стоял, глядя в пустоту. Он знал, что проиграл. Любое слово было бы бесполезно.

— Князь Павел Голицын, — продолжил ректор. — Обвинения, выдвинутые против вашего сына, требуют немедленной и тщательной проверки. Вы согласны на проведение ментального дознания?

Голицын побледнел ещё сильнее. Он посмотрел на меня, потом на своего злейшего врага, который только что был унижен. Он понял, что его предали. И что его сын — разменная монета в чужой, более страшной игре.

— Да, — прохрипел он. — Я согласен.

Ректор кивнул.

— Хорошо. Тогда Совет удаляется на совещание для вынесения вердикта. Князь Воронцов, князь Голицын, вы останетесь здесь под надзором стражи. Остальные… могут быть свободны.

Члены Совета начали расходиться.

Князь Полонский, отец Лины, подошёл ко мне.

— Ты… ты сделал невозможное, парень, — сказал он, с уважением качая головой. — Ты в одиночку сокрушил два Великих Рода. Я не знаю, радоваться этому или бояться. Отец Дамиана, князь Одоевский, проходя мимо, просто кивнул мне. Но в его тёмных глазах я увидел… удовлетворение. Он ненавидел «Химер», и я только что дал ему оружие для войны с ними. Глава Рода Оболенских подошла последней.

— Очень… изящная партия, княжич, — прошептала она с хитрой улыбкой. — Если вам когда-нибудь понадобится союзник, который умеет играть в тени… вы знаете, где меня найти.

Они ушли.

В зале остались только мы — я, Лина, Дамиан, Шуйские, Агриппина — и двое поверженных титанов, охраняемых гвардейцами.

Через полчаса вернулся ректор.

— Вердикт Совета, — объявил он.

Он посмотрел на Голицына.

— Род Голицыных временно отстраняется от участия в Совете до окончания расследования по делу Родиона Голицына. Все их активы и привилегии замораживаются.

Затем он посмотрел на моего отца.

— Князь Дмитрий Воронцов. За организацию покушения на наследника и предательство интересов Рода… вы лишаетесь титула главы. — Он сделал паузу. — И по вашему собственному, «добровольному» прошению… отправляетесь в бессрочную ссылку в наш самый дальний северный монастырь. Замаливать грехи.

Мой отец не дрогнул. Он просто кивнул.

— А титул главы Рода Воронцовых, — ректор посмотрел на меня, — … до вашего совершеннолетия переходит под временное управление… ректората Академии. В моём лице.

Это был его ход. Он не отдал мне власть. Он забрал её себе.

— И последнее, — сказал он. — Помолвка между Родами Воронцовых и Голицыных… аннулируется. По причине… предательства одной из сторон.

Он посмотрел на меня.

— Вы свободны, Алексей. От всего.

Я слушал его вердикт, и чувства мои были смешанными. Победа? Да. Но какой ценой? Ректор, этот хитрый политик, забрал себе всё.

— Ректор, — начал я, и мой голос был спокоен. — Я понимаю, таковы правила, но…

Я замолчал. Ситуация сложилась не так, как я хотел. Он переиграл меня в самом конце.

Я продолжил, глядя ему прямо в глаза.

— До моего совершеннолетия осталось всего полгода. Не принимайте никаких важных решений без моего ведома.

Это не была просьба. Это было предупреждение.

Ректор Разумовский посмотрел на меня, и на его губах появилась тень усмешки.

— Разумеется, княжич, — ответил он. — Все важные решения, касающиеся вашего Рода, будут согласовываться с вами. Я всего лишь… временный управляющий. Хранитель.

Он прекрасно понял мой намёк. И принял его. Он показал, что не собирается узурпировать власть, по крайней мере, открыто. Наша сложная игра «ученика и наставника», «феномена и исследователя» продолжалась.

— А теперь, — он обвёл взглядом всех нас, — я думаю, этот долгий день окончен. Советую всем вам отдохнуть. Вам это понадобится.

С этими словами он развернулся и ушёл, оставив нас в пустом зале.

Мой бывший отец и бывший «тесть» уже были уведены стражей.

Мы остались одни. Моя команда. Мои союзники.

Лина подошла и взяла меня за руку. Дамиан молча стоял рядом. Князь Шуйский и Пётр смотрели на меня с благоговением.

— Ну что, — сказала Лина с улыбкой. — Поздравляю, «свободный человек». Что будешь делать со своей свободой?

Весь мир лежал передо мной. Все пути были открыты.

Я посмотрел на их серьёзные, уставшие, ожидающие лица. Они ждали от меня планов, приказов, стратегий.

А я… я рассмеялся. Громко, свободно, от души.

— Для начала? — я сжал руку Лины. — Для начала мне хочется это отпраздновать!

Они удивлённо на меня посмотрели.

— Ну сколько можно, право! — я развёл руками. — Скандалы, интриги, расследования! Пора бы и честь знать! Как насчёт того, чтобы отправиться в Петербург? Я попрошу у ректора средства, и мы отпразднуем! Мы будем пить, танцевать и радоваться жизни! А?

Лина: Её глаза вспыхнули. После всего пережитого ужаса и напряжения, моё предложение было как глоток свежего воздуха.

— В Петербург? По-настоящему? С танцами? Я… я никогда не была на настоящем балу, только на официальных приёмах… — она закусила губу. — Я за! Я очень за! Дамиан: Он закатил глаза, но я увидел, как уголки его губ дрогнули.

— «Пить и танцевать»… — пробормотал он. — Какая… плебейская концепция счастья. Но, полагаю, это лучше, чем сидеть в этой дыре. Князь Шуйский и Пётр: Они были в шоке. Старый князь откашлялся.

— Княжич… это… это весьма… неожиданно. Но, возможно, вам и правда нужен отдых.

Они не понимали меня. Но они были готовы пойти за мной. Даже в этой, самой безумной моей авантюре.

— Тогда решено! — я хлопнул в ладоши. — Ректор не сможет мне отказать после всего, что было! Завтра же едем в столицу! Готовьте свои лучшие наряды!

Я смотрел на них, на своих странных, но верных друзей, и чувствовал не просто облегчение. Я чувствовал счастье. Настоящее, простое, человеческое счастье. Война подождёт. Сегодня мы будем просто жить.

Ректор не смог мне отказать. Моя просьба, после всего произошедшего, была каплей в море. Он выделил нам средства, карету и дал три дня «для восстановления душевного равновесия». Я думаю, он просто хотел, чтобы я на время исчез из Академии и перестал сотрясать её стены.

Наше путешествие в Санкт-Петербург было само по себе приключением. Карета, которую нам подали, была не просто средством передвижения. Это был артефакт. Она не ехала по дорогам. Она скользила в нескольких сантиметрах над землёй, ведомая четвёркой призрачных лошадей, сотканных из чистого эфира. Мы неслись со скоростью, от которой захватывало дух, и добрались до столицы всего за пару часов.