Жемчужница

— Сначала всё же объясни мне, — начал парень, отвлекаясь от своих мыслей (которые грызли его, грызлигрызлигрызли подобно мышам, грызущим зёрна), и проследил, как Алана растерянно отводит взгляд, кутаясь в тонкое покрывало, явно понимая, что же ему хотелось спросить. — Почему ты не сказала ему про кровь?

Девушка сглотнула, закусив губу, вмиг став неуверенной девочкой, совершенно влюблённой и волнующей девочкой, и тихо шепнула:

— Я не знала, надо ли ему это было.

Лави возмущённо вздохнул, желая разразиться новой гневной тирадой в защиту и оправдание Тики, но зубатка тут же продолжила, не давая ему и слова вставить:

— Он так молод, понимаешь? Ему всего двадцать пять, — и столько тоски, столько грусти было в её голосе, что парню ничего не оставалось, кроме как горестно вздохнуть, напоминая себе, что эта ведьма — неадекватная и пробывшая взаперти большую часть жизни его тётка.

— А ты его об этом спросила? — Лави вытянул губы трубочкой и вздохнул. — Ведь не спросила же? Хочет ли он остаться с тобой навсегда и все такое?

Алана в растерянности хрустнула пальцами.

— Ну… он говорил, что хотел бы… видеть меня своей женой, — промямлила она едва слышно. — То есть… он… он спросил, хочу ли этого я, — здесь русалка закусила губу и внезапно выпалила, отчаянно краснея: — И у него был такой вид, будто он просто умрет на месте, если я скажу ему «нет»! А я и не собиралась! Я же люблю его, понимаешь?!

Лави втянул носом воздух, внушая себе, что к ненормальным, чересчур экзальтированным дамочкам надо быть терпеливее, и вкрадчиво переспросил:

— То есть он тебе замуж предложил за него пойти, и ты согласилась, но при этом смолчала о том, что если он выпьет твоей крови — это будет считаться за обряд бракосочетания, так? — Алана сжалась под его тяжелым взглядом как нашкодившая девчонка и мелко закивала. Парень поник плечами. — Так какого дракона ты комедию тут ломаешь, а?! Он молод, ему всего двадцать пять! Вот только ведет он себя умнее тебя раза в три!

— А если ему надоест?! — в голосе девушки послышались малость истерические нотки. Она снова вскинулась. — А если он разлюбит меня?.. Ему ведь будет в тягость мое общество, я же долгожитель уже сейчас, да и еще жить буду, если не сдохну…

— А то, что ты его обрекла на жизнь почти что в тысячелетие, тебе ни о чем не говорит, нет? — с терпением все-таки были проблемы. Лави заметил, как снова начинает повышать голос, и стиснул зубы.

Русалка неловко пожала плечами и выдала, явно сама не веря в свои слова и просто, как видно, жаждая отбиться хоть таким аргументом.

— Так люди всегда носились за долголетием!

И это был бы хороший аргумент, кстати. Вот только речь шла о Тики, и здесь подобное условие не котировалось от слова «совершенно».

— Тики не из их числа, глупая зубатка, — холодно процедил тритон, выпячивая подбородок и мысленно костеря дурочку на чем свет стоит, — и если ты еще раз оскорбишь его недоверием, я передумаю помогать тебе, ясно?

И тут Алана взглянула на него так зло и ядовито, что внутри к Лави что-то дрогнуло, желая спрятаться, но, манта её сожри, он ни за что не спасует перед этой зубаткой, хоть тысячу раз она будь царевной и морской ведьмой!

— А ты, что, — язвительно начала девушка, кривя губы в ломанной издевательской ухмылке, — захотел мне вдруг помочь?

Лави возмущённо раскрыл рот, шумно втягивая воздух, но так ничего не говоря, и замер.

Она лишь со злости. Лишь для того, чтобы как можно больнее кольнуть — своих-то шипов для этого ведь уже не было (а те, что на руках, были почти что бесполезны — особенно, против него, такого же носителя такой же ядовитой крови и таких же шипов). Лишь чтобы ощетиниться и не ковырять очередную коросту, которая явно скрывает под собой только-только переставшую гноиться рану.

Лави прекрасно понимал её.

Потому что сам был таким же.

Потому что, как-никак, а был её племянником.

А потому и поступил он именно так же:

— Ох, тогда сама, ведьма, и разбирайся, — в гневе прошипел Лави, разбивая пузырь тонким всполохом огня и не желая даже смотреть в сторону этой лелеющей свои коросты зубатке.

Теперь ему надо было как-то себя утешить.

Лави бурей промчался по коридору и уже почти выскочил из дворца по направлено к главной площади столицы, где монументом высилась громада имперской академии, но буквально на выходе столкнулся с удивленно замершим от такого приветствия Тики.

Тот шокированно хлопнул глазами и мягко отстранил Лави от себя, придерживая за плечи.

— Все нормально? — тон у него был обеспокоенный. Отметил, откуда выскочил тритон? Или что-то еще? — Лави, эй!

— Чего тебе? — огрызнулся парень, поджимая губы и заводя глаза. — Беспокоишься за свою рыбку?

Микк вздохнул и потер лоб рукой.

— Я за вас обоих беспокоюсь, — отозвался он предельно спокойно. — И если вы опять поссорились, это ужасно, правда. Не мне судить вас двоих, но вы оба очень близки мне, и я не хочу вас терять из-за того, что вы друг друга не переносите, понимаешь?

Лави замолк, тут же снова ощущая себя рядом с мужчиной глупым и неопытным, несмотря на то, что старше был на много десятков лет. Потом — прикусил губу и вскинул на Тики глаза.

— Дело не в этом, — тихо сказал он, — а в том, что ты мой друг, и я не хочу, чтобы тебе было плохо, а Алана — она сама не знает, чего ей надо.

— Ну уж в этом мы точно разберёмся сами, — хмыкнул Микк, тут же смягчаясь, и накрыл пятерней его макушку, легко ероша волосы. Легко — и как-то совсем по-братски.

Тритон закусил изнутри щеку и вывернулся из-под его руки, отскакивая чуть вбок.

— Ну и отлично, — буркнул он скомканно, смущенный своей внезапной откровенностью. — Вот и разбирайтесь сами. А теперь уйди с дороги.

Тики улыбнулся уголками губ (о, ну как он любил так улыбаться! Лави это всегда дико раздражало!), как будто все понимал, и отступил в сторону.

И тритон тут же бросился прочь из дворца. По коридору, в котором было более чем достаточно места и безо всяких принцев, которые уступали ему дорогу. На то, что Тики, лишь минуту назад бывший спокойным и собранным, кинулся в сторону спальни зубатки так, словно за ним гналась свора голодных волков, он предпочёл не обращать внимания.

Они сами разберутся.

А Лави — а Лави просто спрячется у Вайзли в кабинете, развалившись в кресле и уткнувшись в какую-нибудь книжку, и это точно не будет бегством — потому что нельзя было убежать от вездесущей, манта её разорви, русалки, которая занимала все мысли парня последние несколько дней (лет, десятилетий… веков?..).

Алана так смотрела на него, будто была готова броситься в любой момент и разорвать в клочья — лишь из-за того, что Лави завёл речь о морском ритуале.

О чём она вообще думает? Что вообще творится в её голове?